И британская колониальная разведка продолжала работать, хотя и не столь активно, как прежде, часто при недостаточном финансировании. Но все же. Английские разведчики получали информацию и из Коканда, и из Кашгара, и из Хивы. И они докладывали — русские, вероятно, готовы к новому броску. Русофобский психоз разжигали консервативные лондонские газеты. Англичане словно забыли о том, что двинуться в Азию русских заставила в том числе и активность их дипломатии и военных в Центральной Азии и Персии. Дипломатия сродни физике — сила действия равна силе противодействия. И англичане получили от Петербурга совершенно логичный ответ на свою активность. Но это их конечно возмущало. Потому что хорошо известно — что можно Западу, того нельзя никому другому. Впрочем, пока вице-королем Индии был Джон Лоуренс, позиция Англии была весьма сдержанной. Лоуренс полагал, что опасность русского похода на Индию сильно преувеличена, кроме того, он был уверен, что противоречия между империями можно уладить дипломатическим путем. Хотя бы потому, что Англия промышленно более развита, чем Россия, и ей есть чем надавить на русских в дипломатическом плане.

Его преемник лорд Мэйо, который прибыл в Индию в начале 1869 года, поначалу тоже придерживался подобной точки зрения. Он полагал, что «если обе державы смогут отбросить в сторону взаимное недоверие и подозрительность, то не будет никаких оснований для того, чтобы интересы России в Азии постоянно сталкивались с нашими». Но сработало несколько факторов. Колониальный раздел мира шел к концу. То есть на планете оставалось все меньше и меньше «ничьих» стран и континентов. В Азии и Африке колониальные державы вырывали друг у друга последние куски пирога. Активная колониальная политика Франции в Северной Африке и Индокитае, укрепление Германии в Европе внушали англичанам сильнейшее беспокойство. Британские политики не могли допустить, что их кто-то обойдет на последнем этапе гонки за мировой гегемонией.

Россия не была в чистом виде колониальной державой. Азия не стала колонией, она превратилась в часть империи. И ее население получило равные права с другими подданными. Византийский принцип «нет пред богом ни эллина, ни иудея» работал и тут, спустя много лет после падения Константинополя. Возможно, именно поэтому расширение территории империи и влияния России так беспокоило англичан. Ведь Россия предлагала совершенно отличный от британского принцип взаимодействия. Или территории становились равноправной — а это очень важно — частью большой страны, или, как в случае с Бухарой, присягнувший на верность властитель получал гарантии невмешательства в его внутреннюю политику. Он был обязан играть по правилам Петербурга на внешнеполитической арене, но при этом никто не заставлял его кормить оккупационную армию, содержать колониальных чиновников и не превращал его в нелепую марионетку, сочиняя за него законы и управляя его страной. Это не к тому, что Российская империя была идеальной страной, этаким раем земным. Нет. Но она радикально отличалась от Британской принципами взаимодействия с партнерами.

Собственно, и сейчас мало что изменилось. Достаточно вспомнить, как Москва относится к Асаду, как не сдает его, несмотря ни на что, и как американцы обошлись с Саддамом Хусейном, который был их союзником, когда вел войну против Ирака в 1980-е годы. Американцы накачивали его деньгами и оружием. И что с ним стало потом?

К тому же, в середине 1860-х годов в Индии создалось довольно напряженное положение. В стране разразился катастрофический голод, который привел к волнениям. Не таким, конечно, как Сипайское восстание, но после него даже небольшое недовольство приводило англичан в панику. Непрочность своего присутствия в Индии они ощущали отчетливо. Английские генералы и колониальные чиновники считали, что упрочить британское господство можно только одним способом — показать всем силу Британии с помощью оружия, активной дипломатии и жестких мер внутри Индии. Так что отставки Джона Лоуренса добивались многие влиятельные политики. В феврале 1869 года, вскоре после ухода Лоуренса, русский посол в Лондоне Бруннов писал в депеше, что «система бездействия, которой придерживался вице-король Индии сэр Джон Лоуренс в своей политике по отношению к странам, расположенным за пределами управляемой им территории, приходит к концу. Эту систему, не пользующуюся популярностью не только в Калькутте, но и в Англии, теперь признано необходимым пересмотреть».

И хотя лорд Мэйо не был русофобом и даже путешествовал по России и написал двухтомное сочинение о своих странствиях, он вскоре стал склоняться к тому, что от так называемой «политики закрытой границы» («close border policy»), или политики сдерживания, стоит переходить к «наступательной политике» («forward policy») на Среднем Востоке и в Южной Азии. Понятно, что немалую роль в этом сыграли как раз военные и разведчики, которые наверняка с агентурными докладами и картами в руках доказывали — еще несколько лет бездействия, и мы потеряем Индию. Теперь, правда, понятно, что для многих политиков и генералов это просто был инструмент влияния, способ получить побольше денег на армию, на реализацию проектов в колониях, способ занять место в парламенте. Думаете, что 150 лет назад мир был как-то иначе устроен? Нет, конечно.

То, что в поход на Индию не очень верили и те, кто постоянно кричал «русские идут», демонстрирует хотя бы такой факт. Тот же Генри Роулинсон в 1873 году, вероятно, случайно в одном из своих докладов взял да и заявил, что «Россия пока еще далека от планов вторжения в Индию». Примерно так же высказывались другие английские политики и военные — дескать, Россия пока не готова к походу, но в принципе может это сделать, и вот уже идет в Азию, и, конечно, это не значит, что завтра она атакует нас на Инде и Ганге, но исключать этого нельзя. Это примерно то же самое, что сказать: вот у моего соседа есть нож, он режет им мясо, значит, он может завтра зарезать и меня, надо быть готовым. А лучше его сразу арестовать. Логика железная. При этом англичане отлично понимали, какие объективные проблемы существуют у русских в отношениях с Азией: и притеснения купцов, и русские в рабстве у азиатов, и грабительские набеги из степи.

«Замирение» Бухары стало своего рода поворотной точкой. Началом новой «горячей» фазы Большой Игры. Пока у власти в Индии был Лоуренс, основным фронтом работы для разведчиков был Афганистан. Это вполне вписывалось в политику сдерживания — стране давно отводилась роль буферной зоны.

В 1863 году умер Дост Мохаммед. И по традиции началась междоусобная борьба за престол. В 1868 году сын Доста, Шир Али-хан, победил в этом противостоянии и провозгласил себя властелином всего Афганистана. Но это, опять же по традиции, было весьма условным действием. Его главный соперник Абдуррахман-хан сбежал в русский Туркестан, да и вожди окраинных племен вовсе не готовы были согласиться с тем, что кто-то там в Кабуле заявляет, будто он и их эмир тоже. Они ведь тут на месте сами себе эмиры. Англичане видели все, что происходит, агенты обрабатывали Шир Али-хана, и в марте 1869 года лорд Мэйо пригласил эмира встретиться с ним на территории Индии. Эмир согласился.

Его встречу обставили подчеркнуто торжественно и пышно. Хотя англичане несколько разочаровали Шир Али-хана. Они пообещали оказать ему любую помощь деньгами, оружием и снаряжением. А вот договор о сотрудничестве заключать не стали. Все, как обычно. После этого англо-индийское правительство стало рассматривать афганского эмира как почти своего вассала. Ну согласился же взять оружие и деньги даже без договора? Все, значит, попался. Отказался бы? У англичан был готов ответ. Они бы постарались сместить его и заменить кем-то лояльным. Все тот же Генри Роулинсон в тот момент заявлял, что «вмешательство в дела Афганистана сделалось в настоящее время долгом», и даже предлагал в случае чего ввести войска. Ну да. А то вдруг русские захотят захватить Индию, а мы не готовы, мы еще Афганистан не завоевали. Параллельно между Лондоном и Петербургом начались переговоры, где определялись границы Афганистана. Это было еще до дипломатического раунда между Горчаковым и лордом Кларендоном.