Тут раздался другой голос, попытавшийся заглушить первый:

— Звезды водили хоровод, зеленая и голубая; они двигались так быстро, что казались огненными лентами, и там, где они кружились, в небе стояло живое облако, питающееся энергией этих двух звезд. Интересно, всегда ли они вертелись так быстро, или это сверкающее облако заставляло их кружиться, и…

И еще один голос:

— Темнота — и в темноте бурлило что-то живое, что-то, не выносившее света. Оно уловило слабый свет, излучаемый мною, и сожрало его, вытянуло мою энергию, и я упал, обессилев, в темноту, и оно поглотило меня…

— Багровая жидкость поймала меня, — перебил первый голос, — и сделала частью себя, и рассказала мне о том, что было давным-давно, до рождения Вселенной…

— Боже мой! — вскричала Мэг, — Они окружили нас со всех сторон.

Казалось, воздух и впрямь кишел ими. Целая стая бормотавших толстеньких цилиндров нависла над людьми, перебивая друг друга.

— …Я не мог говорить с ними, потому что с ними нельзя говорить; они все выражали, чувствовали и обо всем думали иначе, и сами они были другие. У них было только туловище, огромное ужасное туловище. Мой разум не в силах передать этот кошмар, но одно я знал: в этом туловище много разумов, и все они говорили друг с другом и со мной и жалели меня, потому что у меня только один разум. Это были машины, но не такие, как мы. Они были живым металлом и чувствующей пластмассой, они имели душу…

— …Я был букашкой рядом с ними, они не замечали меня, не догадывались о моем присутствии, и я спрятался и слушал их. Они были богами, а я — пылью у них под ногами, хоть я и не знаю, были ли у них ноги. И я любил их и боялся одновременно…

— …Это был спрут, раскинувший щупальца по всей галактике и глотавший все живое. «Смотри на нас, — сказал он мне, — мы — жизнь…»

— …Это был народ — я не знаю, почему называю их народом, — для которого время ничего не значило; они победили время — или, может быть, только постигли его суть — и уже не боялись его господства. Но потом они обнаружили, что все-таки им необходимо время, и попытались вернуть его, но не смогли, ибо сами же убили его…

— «…Я истребитель, — сказал он мне, — Я уничтожаю жизнь, которая не имеет права на существование. Я начисто уничтожаю миры, которые становятся несправедливыми. Что ты скажешь, если я уничтожу тебя?..»

— …Это была раса весельчаков. Они все время шутили, хотя ничего смешного не было…

Бу-бу-бу — создания все болтали, бормотали и толклись в воздухе. Если бы они не перебивали друг друга, их можно было бы понять. Но они галдели все разом. Стоял такой шум, что с трудом можно было различить отдельные фразы. Кашинг почувствовал толчки в грудь и спину, удары по голове, словно нарастающий шум мог ощущаться физически. Эзра проснулся и сел, протирая глаза кулаками. Его губы двигались, но из-за шума невозможно было расслышать, что он говорит. Кашинг посмотрел на Илейн. Та по-прежнему сидела, уставившись в темноту и будто ничего не замечая. В тот день, когда он впервые встретился с нею и Эзрой, старик сказал: «Она не от мира сего». И Кашинг подумал, что она действительно находится одновременно в двух мирах, один из которых — пустяк по сравнению с другим.

Ролло стоял у костра, с ним явно творилось что-то неладное. Кашинг не сразу понял, в чем дело: Ролло был один, Трепещущая Змейка исчезла. Кашинг попытался вспомнить, когда видел ее в последний раз, но не смог.

Мы здесь, сказал себе Кашинг, и все-таки мы здесь, что бы ни происходило. Стражники нас задерживали, Камни подгоняли, но Деревья пропустили. Но прежде залезли в душу, в самые отдаленные ее уголки, оценили все наши дела и поступки. Хотя, кажется, не всех нас проверяли. Может быть, только меня. Мэг — нет. Ведь именно она подставила плечо, когда у меня подломились ноги. И не Эзру, поскольку он заявил, что беседовал с Деревьями. А Илейн? Кто знает… Она такая загадочная, замкнутая, непонятная… Энди? Кто такой этот Энди, умеющий находить воду, убивать гремучих змей и гоняться за медведями? Подумав об Энди, Кашинг улыбнулся.

А может, выбор пал на него как на главного, несущего ответственность за остальных? И что нащупали эти грязные пальцы, когда копались в его душе? Может быть, нечто такое, что в конце концов заставило Деревья пропустить их? Он задумался, что бы это могло быть, но так и не решил.

Внезапно бормотание смолкло, и толстые цилиндры исчезли. В темноте послышалось стрекотание кузнечика. Кашинг встряхнулся. Он был еще заворожен этим бормотанием и чувствовал боль во всем усталом и разбитом теле.

— Кто-то их позвал, — сказала Мэг, — Отругал и велел отправляться домой.

— Мы попали в негостеприимное место, — произнесла Илейн безжизненным голосом, — где нам не рады, где не рады ничему живому, где презирают мысль и логику. Но мы пришли сюда, потому что перед нами — Вселенная, и, если мы хотим познать себя, мы должны познать Вселенную…

В полдень путники сделали привал на опушке маленькой рощи. Кашинг подстрелил оленя, и все до отвала наелись мяса. Идти все время в гору было нелегко, к тому же склон изобиловал трещинами и скальными выступами, которые приходилось огибать. Сухая трава была скользкой, и все то и дело падали. Деревья внизу темным обручем охватывали подножие утеса. За ними равнина была усеяна черными крапинками, и Кашинг, посмотрев в бинокль, увидел, что стражников стало гораздо больше. Он заметил по крайней мере три отряда. Люди устраивали бивак. Кашингу подумалось, что это племена или представители племен, поднятые по тревоге. Почему сюда сбежалось столько народу? Должно быть, стражники представляли не малочисленное племя фанатиков, а огромный племенной союз. Эта мысль заставила Кашинга заволноваться, но он молча убрал бинокль в чехол, так ничего и не сказав остальным.

Зданий, которые он разглядел в бинокль несколько дней назад, теперь не было видно. Перед путниками возвышался лишь бесконечный склон, который им нужно было одолеть.

— Может быть, еще до темноты мы увидим здания, — сказал Ролло.

— Надеюсь, — откликнулась Мэг, — У меня уже ноги отваливаются.

Вокруг не было заметно никаких признаков жизни, кроме нескольких длинноухих кроликов, одинокого сурка, негодующе верещавшего на своем камне, да орла, кружившего в небесной синеве. Металлические цилиндры не появлялись.

В середине дня, когда путешественники, шатаясь от усталости, брели вверх по скользкому склону, они вдруг увидели два шара. Словно громадные радужные мыльные пузыри, те катились вниз, навстречу путникам. Потом остановились на небольшой каменной площадке.

Кашинг озадаченно разглядывал их. Прикинув разделявшее их расстояние, он высчитал, что шары имели около шести футов в диаметре. Это были гладкие и блестящие, идеально круглые и невесомые бестелесные существа — именно существа, потому что у Кашинга возникло ощущение, что они живые.

Мэг рассмотрела их в бинокль.

— У них есть глаза, — сообщила она, — или что-то вроде глаз. Они плавают по всей поверхности.