153. Некоторые из вас, в силу своих способностей и естественной склонности – и вообще по степени своего интереса к новому искусству, – должны подчиниться дисциплине той школы, которую мы назвали греческой, или школой света и тени; она прежде всего стремится достичь искусства воспроизводить формы одним только контрастом света и тени. Я говорю «дисциплина» греческой школы по двум причинам: во-первых, правильно выполнять требования греческой школы – дело действительно нелегкое; во-вторых, подчиниться ей для лиц, склонных к цвету, часто бывает тяжелой жертвой, от которой молодые студенты с наслаждением бы избавились. Если твердо следовать законам обеих школ, то правила школы колористов являются более совершенными. Они видят и рисуют всё, тогда как представители греческой школы должны оставлять многое неясным в полумраке и невидимым во мраке. Кроме того, с греческой школой связаны некоторые грубые и вульгарные формы искусства, которых не знает колористическая школа. Но и та и другая школы, если правильно следовать им, требуют прежде всего безусловной точности в обрисовке контуров. От этого требования даже и не думайте уклониться. Покрываете ли вы пространства краской или тенью, эти пространства все равно должны иметь верные контуры и верные переходы. Тридцать лет твержу я это изучающим искусство, и все попусту. Хочу сказать это вам только один раз: мысль эта слишком важна, чтобы ослаблять ее повторением:

Без совершенной обрисовки контуров форм, без исполненного в совершенстве перехода пространства невозможны ни прекрасный цвет, ни прекрасный свет.

154. Может быть, эта мысль покажется вам более убедительной, если я помещу рядом два детально проработанных образца каждой школы. В качестве примера школы цвета я уже привел «Св. Иоанна» Чимы да Конельяно. Вот мой собственный этюд с дубовыми ветками на фоне неба, увеличенными до натурального размера. Я надеюсь написать лучший этюд в Венеции; но и этот снимок может показать вам, как тщательно колорист выводит контур каждого листка на небесном фоне. Рядом помещен рисунок другой школы света и тени (вернее, фотоснимок с него), принадлежащий Дюреру; он сделан с натуры и изображает обыкновенную дикую капусту. Из всех известных мне произведений с использованием плоских цветовых пятен этот является наиболее совершенным по обрисовке контуров, по мастерству, с которым построена перспектива каждого листа, по той искусности, с которой передана фактура, – и все это благодаря тонко-нежному и твердому наложению цвета. Мне кажется, что эти два примера должны удовлетворить вас как в отношении точности контуров, так и по силе экспрессии, которой можно достичь наложением плоских цветов в пределах этих контуров.

155. А вот два образца переходящих теней, изображающие формы в пределах контура и принадлежащие двум мастерам школы света и тени. На первом виден метод работы Леонардо мелом и серебряным штифтом, второй – резцовая гравюра Тёрнера. Оба художника показали себя с лучшей стороны. Заметьте – сюжет тёрнеровской гравюры, над которой автор работал так долго, что она никогда не стала достоянием публики, относится к таким, эффект которых обусловлен в первую очередь их таинственным, мистическим характером; здесь изображен порог на Рейссе около Чертова моста у Сен-Готарда (это – старый мост; его можно еще видеть под нынешним, построенным уже после создания Тёрнером его произведения). Если только когда-нибудь и пренебрегали контуром, то именно здесь, в этой смеси облаков, пены и мрака. Но вот еще одна гравюра Тёрнера: из всех этюдов, сделанных его рукой и изображающих скалы, здесь видна наибольшая уверенность, он отличается предельным совершенством.

156. Возьмите эскизы Леонардо. Многие их части теряются во мраке или с умыслом сделаны неопределенными и таинственными даже при освещении. Можно подумать, что автор позволил себе некоторую свободу и уклонился от неумолимых законов обрисовки контуров. Но простейшая попытка скопировать эти эскизы убедит вас, что контурные линии неподражаемо тонки, безукоризненно правильны, а переходы теней сделаны до такой степени решительно, до того размеренны, что добавление одной крупинки графита или мела, даже размером с жилку в крылышке моли, могло бы произвести в них заметную перемену. Вы думаете, что такое совершенство должно печалить и обезнадеживать вас. Нет, оно должно радовать и преисполнить вас надеждой – радовать потому, что приятно видеть, какие чудесные вещи могут создавать люди; поселить надежду, если ваша надежда справедлива, если вы более способны радоваться тому, что создали другие, чем тому, что можете создать вы, более радоваться той силе, что выше вас, чем той, которую способны достичь сами.

157. Впрочем, и вы можете достичь многого, если будете работать с благоговением и терпением, и не ждите успеха, если плохо распределите усилия. Несомненно, в этом пункте занятий потребуется высшее напряжение вашего терпения. Упражнение в черчении линий и наложении плоских цветов скучно и утомительно; но это упражнение по крайней мере определенно, и, если заниматься старательно, можно быть уверенным в успехе. Изображение же форм с помощью теней требует высшего терпения и чревато многочисленными и унизительными неудачами. Я уже не говорю о той жертве, которую приносят люди, расположенные к цвету, когда приходится рисовать только светом и тенью. Если бы вы действительно были намерены сделаться художниками или могли посвятить знакомству с живописью продолжительное время, тогда вы могли бы изучить венецианскую школу и достичь изображения форм при помощи красок. Но без усердия и стараний это невозможно. Кроме того, овладев искусством точно обрисовывать контуры и накладывать плоские цвета, вам необходимо научиться изображать твердые формы с помощью тени и света. В этой работе то великое преимущество, что многие формы в передаче их красками до известной степени пропадают; мы можем их без потерь передать другим или быстро и легко сохранить для себя только с помощью тени. Достаточно одного примера: из всех цветов пунцовый гераниум более других производит на наш глаз впечатление плоского цвета; но попробуйте изобразить его, и увидите, что, во-первых, нет такой краски, которая могла бы передать красоту его пунцового цвета, а во-вторых, блеск этого цвета ослепляет и мешает рассмотреть структуру кистей гераниума. Я нарисовал (вот гравюра с моего рисунка) кисточку пунцового гераниума только светом и тенью и уверен, что вы сразу почувствуете, что таким образом намного лучше можно передать ее куполообразную форму и плоские лепестки каждого цветочка из этого купола, чем сохранив пунцовый цвет.

158. Наши занятия должны показать вам, что световые эффекты целиком зависят от обрисовки контуров и от переходов тени, а не от методов наложения теней. Это второе великое условие, о котором я хотел сегодня напомнить. Все эффекты света и тени зависят не от метода наложения теней, но от правильности их места, формы и густоты. Конечно, у великих мастеров к правильности добавляется качество исполнения, но вы этого не достигнете, пока сами не станете великими. Изображение тени еще более, чем линии, нуждается в продолжительном упражнении руки. Попытки подражать великим мастерам в передаче теней точками и штрихами так же смешны, как если бы мы целым рядом переделок и поправок пытались подражать их сделанным одним взмахом линиям. У Леонардо и Микеланджело тени трудолюбиво доведены до высшей степени красоты; но всмотритесь в них, и вы убедитесь, что эти художники постоянно трудились над передачей форм и стремились не к отделке фактуры, а к совершенной передаче сущности. Все эффекты прозрачности и отраженного света к которым стремятся в обычных рисунках мелками, безусловно фальшивы. Я ведь уже говорил, что каждый свет является тенью по сравнению с более ярким светом и светом – только по сравнению с более тусклым; отсюда не может быть никакого различия в качествах света как такового. Но свет непрозрачен, когда с его помощью изображается пространство; он прозрачен не в обычном смысле этого слова. Его имитации нельзя достичь параллельными или перекрещивающимися штрихами, но линиями столь нежными, что производят впечатление тумана. Тут-то и обнаружится, насколько полезно своим руководителем избрать Леонардо, – в том, что касается исполнения работы, он стоит на недосягаемой высоте и говорит, что тени должны быть «dolce е sfumose», то есть нежны и напоминать пар или дыхание, поднимающиеся над бумагой. Посмотрите на какое-нибудь из законченных произведений Микеланджело или эскизы Корреджо, и увидите, что как в природе, так и в искусстве свет вскормлен облаком, туманной и нежной тенью, прекрасно воспроизведенной переходами.