— Вот вечером его и задашь, — говорю. — Сейчас мне некогда.

На дерево, с дерева на подоконник, а уже оттуда в кухню.

И сразу вижу — низенькая подставочка, на ней две белые мисочки. В одной какая-то замечательная жратва неведомая, во второй — нескисающее молоко. Вот как они его делают?

А вокруг все пахнет Тимуром и Рут... Какая Женщина! И пацан, конечно, классный.

Я давай скорей умываться, приводить себя в порядок. Тут я ни времени, ни сил не жалею. Это у меня в крови.

А жрать хочу, как говорил Шура, — будто семеро волков!

Пожрал я, снова умылся, почистил лапы между когтями и пошел осматривать квартиру. Я ведь нигде, кроме кухни-столовой и комнаты Тимура, и не был.

Большая квартира. Больше нашей ленинградской раза в три. В Нью-Йорке вообще все очень большое.

Комната Рут тоже была большая — с огромной кроватью, больше, чем у Фридриха фон Тифенбаха. Наверное, после Фреда осталась. Шкафы по стенам, фигурки всякие смешные, фотографии на тумбочках и туалетном столике — здоровый простоватый парень с симпатичной физиономией в полицейской форме — скорее всего Фред Истлейк. И с Рут... И свадебные фото — Рут в белом платье, а Фред в сером фраке. И цветы, цветы, цветы... И похороны Фреда. Очень много цветов. Рут в черном, с черной шляпки на лицо свисает такая черная сеточка.

А вот Рут в полицейской форме с Тимуром у полицейской машины. Такие машины обычно по телику показывают. Они приезжают с воем и мигалками к концу фильма, когда уже обычно все сделано и закончено.

Из комнаты Рут есть выход прямо в ванную. Очень удобно. И там же все остальное...

Гостиная просто необъятная! Как вся наша квартира на Гражданке. Была, была... Сам понимаю, а все никак не могу свыкнуться с мыслью, что всего лишь «была», а теперь — нету...

Хотя, помню, кто бы ни приходил, все говорили:

«Какая у вас с Мартыном миленькая квартирка! Только зачем так много книжек? Они же пыль собирают...» Но это в основном говорили или Шурины поблядушки, или Шурины «друзья детства».

Вот кого я не переваривал, это Шуриных друзей детства!!!

Им всем почему-то казалось, что они имеют на Шуру больше прав, чем остальные. И все время им хотелось вспоминать «правду» об их совместном детстве. Но не про себя, а про Шуру. А все вокруг, кто познакомился с Шурой позже, должны знать, что если для вас Шура — известный скандальный журналист и какой-то там «правозащитник», то для друга детства он всего лишь «Шурка Плоткин». И кто, как не друг детства, скажет правду в глаза?!

И говорили. Пили Шурину водку, жрали мой хек и говорили: «Нет, Шуряк, а ты помнишь, как тебя из пионеров исключали?..» Или: «Ой, ну не могу! Счас обхохочетесь!.. Шурка в четвертом классе написал любовные стихи одной дурочке, а учительница русского записочку перехватила и давай вслух всему классу разбирать Шуркины грамматические ошибки в этих стихах!.. Мы все — впокат со смеху, а Шурка наш стоит, слезки катятся, красный весь, аж малиновый...»

Помню, я тут не выдержал, прошмыгнул под стол, отыскал вонючие потные лапы Шуриного школьного друга и обоссал! А когда он дернулся и заблажил, я его за ногу так рванул клыками, что этот мудак у нас больше никогда не появлялся. Шура мне за это потом целую банку оливок купил. Испанских.

Гостиная у Рут и Тимура Истлейк была просто прекрасная! Очень красивая. Мебель стильная. Белая, кожаная. Телик огромаднейший. И книжек — до чертовой матери. Вот ведь что замечательно!

У Тимура в комнате книжек тоже было до хрена. Только не в таком порядке, как у Рут. Надо будет сказать ему...

А еще у него был компьютер, которого я сначала не заметил. Всякие радио, магнитофоны, кассеты разные. И очень много старых игрушек, которые ему уже не по возрасту. И фотография — Рут и Тимур стоят в обнимку, а вокруг дети, дети, дети и какая-то совершенно сказочная обстановка! И ни одной фотографии из России. Будто России и не было в его жизни...

Есть в квартире и еще одна небольшая комната — «гостевая». Там обычно раньше останевливались родители Рут, когда прилетали на недельку к дочери и зятю. Об этом мне еще вчера ночью Рут сама рассказала.

Сейчас эта комната закрыта на ключ. Рут собрала там все вещи Фреда, оставшиеся после его смерти, а часть разных симпатичных мелочей, принадлежавших Фреду, Рут раздарила на память о нем его близким друзьям.

Я подошел к этой запертой двери и принюхался. Не было никаких запахов. Я не поверил своему носу и улегся у самой нижней щели. Из-под двери не пахло ничем, словно с уходом из Жизни Фред Истлейк унес даже все свои запахи. Странно...

Но в общем квартира мне очень понравилась!

Большая, удобная, уютная и, что всегда для меня очень важно, — чистая. Без вылизанности, без назойливого педантизма, без показухи — просто очень аккуратная, прибранная квартира. Это как раз то, за что я всегда боролся с Шурой Плоткиным!

Господи, Боже мой, где ты, Шурик?..

И, словно отвечая мне на мой вопрос, в башке у меня вдруг что-то щелкнуло — будто включилось... Появился неясный шум в ушах, раздались странные писки, трески, шорохи, и мне неожиданно показалось, что я услышал слабенький-слабенький голос Шуры:

— Мартышечка, родной мой... Я слышу тебя... Слышу!..

— Шури-и-ик!!! — заверещал я по-шелдрейсовски. — Где ты? Я тут с ума схожу!.. Где ты, Шурик?! Только скажи — где... Я сейчас приеду!.. То есть приду... Прибегу!!! Где ты, Шура?!

— Не знаю... — прошелестел Шура. — Прости меня...

Но тут у меня в мозгу вдруг раздался невероятный грохот, и слабый, далекий голос Шуры потонул в железном лязге и скрежете.

Секунду мне казалось, что от невероятного удара металл разрывается прямо у меня над головой, внутри ее, а потом все вдруг стихло, и через мертвую паузу я понял, что это всего лишь негромкий скрежет ключа, открывающего входную дверь квартиры... А может, я уже действительно того?..

Еще Шура говорил: «Талант — это аномалия, Мартын. То есть явление ненормальное. А ты поразительно талантливый Кот! И я, кажется, тоже... Говорят — талантливый. Так что если нам с тобой не повезет — у нас прямая дорога на „Пряжку“...»

Это у нас в Питере такая больница для чокнутых придурков.

Дверь отворилась, и в квартиру пулей влетела Рут. Она бросила сумку в кресло, стоявшее в прихожей у зеркала, и, не снимая куртки, заметалась по всей квартире, приговаривая:

— Салют, компаньерос! Мар-ТЫН, привет... Отоспался? Я на секунду... За наплечной кобурой, черт бы ее побрал!

Она ринулась в спальню, перерыла шкафы, рванулась к комоду и стала вытаскивать все ящики...

— Ну вот куда, куда я ее засунула?! У нас через час в тире учебные инспекционные стрельбы, а я... Дура старая! «Пушка» на работе, в сейфе, а кобуру я куда-то засунула еще до Нового года... А приказ строжайший — на стрельбах оружие должно доставаться из наплечной кобуры! Черти бы подрали этот Голливуд!.. Может быть, кому-то и нужны эти всякие ковбойские штучки, но мне-то с моими бухарскими евреями зачем это?! О дьявол!.. Опаздываю!.. Куда, куда я ее запихала?!