расхаживала перед генералом в захламленном Стратегическом зале, то и дело взмахивая полами шелкового одеяния.

— Пожалуй, вам стоит еще раз все мне объяснить, Растрёп. Каким образом набеги за пределами границ Фаррога могут считаться оборонительными действиями? Подумайте хорошенько, прежде чем ответить. Ваши войска нападают на имперские караваны Кошмарии. Да, мы мало что знаем об этих извергах, но то, что мы слышали, не сулит ничего хорошего. Вряд ли стоит ворошить их гнездо.

— Чушь, — заявил Пин Растрёп. — Слишком долго мы позволяли этому нечеловеческому отродью сидеть в покое и уюте в своих горных крепостях, наблюдая с высоты за каждым нашим шагом. Старый король дрожал при виде собственной тени. Все пытался их умиротворить, шел на уступки, когда дело касалось пошлин и налогов, и в результате товары идут мимо несчастного Фаррога, отчего изверги безмерно богатеют, а нам приходится тратить последнее из казны, и так год за годом! — Его маленькие глазки пристально следили за каждым движением Шарториал Инфеланс. — Но теперь у нас новый король, и это уже не прежний бесхребетный мямля. Великий епископ сегодня вечером подписал указ об объявлении священной войны извергам Кошмарии. — Сжав кулак, он стукнул им по другой ладони. — Выкурим этих тварей из их пещер! Поджарим ящеров на вертеле!

— Они никогда не нарушали наших границ, генерал, — вздохнула Шарториал, — и тщательно скрывали свой уродливый облик, пользуясь услугами посредников…

— Не считая этого их склизкого посла! — Пин Растрёп вздрогнул и скривился. — У меня от него аж мороз по коже. Ладно, хватит об этом. У нас теперь настоящий король, и мне все равно, как он оказался на троне. Вот скажите, только честно: вы оплакиваете старого короля?

Нахмурившись, женщина покачала головой:

— Признаюсь, не особо. Но… — она остановилась, повернувшись к Пину Растрёпу, — что-то мне в этом новом…

— Дайте ему немного времени. К тому же, — генерал потер отвисшие щеки, — у него очень красивая борода. В самом деле, очень.

Шарториал нахмурилась еще больше, пристально глядя на генерала.

— Что ж, — бесстрастно заметила она, — есть такое.

— Именно. Так или иначе, войску уже не терпится. Отправим в бой весь личный состав. Пять легионов, четыре тысячи солдат, которых готовили к этому много месяцев. — Пин изобразил пальцами шаги. — В горы, убивая каждого клятого изверга, который встретится на нашем пути! Вторгаясь в крепости, сжигая их дотла, а если не сработает — моря голодом! Я всю жизнь этого ждал! В бой!

Шарториал откашлялась.

— Наша оборонительная стратегия…

— Когда речь идет о безопасности, — заявил Пин Растрёп, помахивая пальцем, — оправданны любые меры. Изверги прячутся в кустах. Это недопустимо. Вы ведь не станете терпеть змеиное гнездо у себя на заднем дворе? Нет, вы сожжете его дотла, сделав этот мир лучше.

— Горожане наверняка в восторге, — предположила Шарториал.

— Точно так. Когда еще мы чувствовали себя настолько единым целым? Не забывайте, всего три месяца назад мы оказались на грани гражданской войны! Если бы новый король не навел порядок, этот город превратился бы в руины — и, клянусь самим Равнодушным Богом, изверги наверняка бы на нас напали!

— Генерал, — сказала Шарториал Инфеланс, — вряд ли можно назвать раздоры из-за того, кто должен стать в этом году Творцом Столетия, гражданской войной.

— Анархия на улицах, сенешаль! Уже первый указ нового короля сыграл решающую роль.

— Он арестовал всех творцов.

— Выдающийся ход! Хватит с нас дурацких Фестивалей и всех этих сопливых поэтов! Корчась на пиках на городской стене, не особо-то попоешь, ха-ха!

Шарториал снова вздохнула:

— Время уже позднее. Когда вы выступаете?

— Скоро, — пообещал Пин Растрёп. — Пусть изверги дрожат и трясутся в своих склизких норах!

— Воистину, — ответила она и вышла.

Генерал продолжал сидеть за столом с расстеленной на нем картой, ритмично ударяя кулаком в ладонь.

— До чего же несправедлив мир! — простонал Борз Нервен, пытаясь расслабить плечи, но натянутые веревки на дыбе не позволяли ему этого сделать. — Который час? — проскулил он. — Где этот королевский палач? Опаздывает! Почему он всегда опаздывает? Он про меня забыл! Как он мог? Чья сейчас очередь? Кто следующий? Наверняка кто-то подкупил эту сволочь! Кто из вас, засранцы вонючие? Ох, как больно!

— Ты пробыл там меньше половины колокола, — заметил Апто Канавалиан.

— Это все ты виноват! — Борз извернулся на дыбе, пытаясь бросить яростный взгляд на прикованного к стене справа от него, но лицо его тут же исказилось от мучительной боли. — Ах ты, сволочь!

— Свое мнение я менять не стану, — усмехнулся Апто, звеня цепями. — Потому я и жив до сих пор. Я слишком здраво мыслю, чтобы меня убивать. Несмотря на все недостатки здешнего узурпатора, он способен оценить разумного соотечественника…

— Заткнись! — прорычал Крошка Певун. — В негемотах нет ничего разумного. Крошка знает, что есть разумное, и ни к ним, ни к тебе это не относится. Так, Мошка?

— Так, — согласился Мошка.

— Блоха?

— Угу. Так.

— Так что заткнись, хорек проклятый! К тому же тебе известно, что ты следующий в очереди на дыбу, так что бесстрастным уж точно быть не можешь. Я знаю, что ты следующий, потому что я иду сразу за тобой…

— Нет, не ты, — возразил Мошка, — а я.

— Что? Нет, братишка. Точно я. Долбаный поэт, потом долбаный критик, а потом Крошка Певун.

— Я иду на дыбу после Апто, — упрямо произнес Мошка. — Потом ты, Крошка, а потом Тульгорд Виз…

— А я? — спросил Блоха.

— Ты, Блоха, после Стека Маринда, который вряд ли там долго пробудет, ведь у него сломана нога и никто не выдержит его воплей, а потом снова Величайший Творец Столетия.

— Это не звание, а проклятие! — прошипел Борз Нервен. — Неужели такова участь творца? Слышишь, критик? Страдания, мучения, пытки! Горе, боль и агония — и все это от рук тех, кто слишком глуп, чтобы оценить талант, а уж тем более понять, на какие жертвы приходится идти нам, поэтам…

— Он пока тебя не убил, потому что ему нравится эта шутка, — прервал его Апто Канавалиан.

— Какая еще шутка? — завопил Борз. — Ох, даже кричать больно! Ой!

— Шутка, — объяснил критик, недолго пробывший приглашенным судьей на Фестивале цветов и солнечных дней, — состоит в том, что в конкурсе из всех претендентов победил именно ты. Похититель талантов, самозванец и шарлатан. Таково проклятие наград, присущая им бессмысленность, содержащийся в них потенциал абсурда, идиотизма и откровенного кумовства…

— Кто бы говорил! — усмехнулся Борз