Помолчав, Дегре продолжал:

— Будет еще Бурье, секретарь Королевского совета — этот среди судейских слывет прирожденным фальсификатором, — а также некий законник Дельма, личность весьма темная. Его назначили скорее всего потому, что он — дядя Кольбера, а Кольбер — доверенное лицо Мазарини. А может быть, тут сыграло роль то, что он гугенот, а король хочет придать суду видимость объективности, показать, что во Франции гражданское правосудие отправляют и представители протестантской религии…

— Думаю, этот гугенот будет очень удивлен, что его заставят судить человека, которого обвиняют в колдовстве, в сговоре с дьяволом и в том, что он одержим бесом, — сказала Анжелика. — Но нам, пожалуй, будет на руку, если хоть один из судей окажется человеком здравомыслящим, свободным от предрассудков.

— Безусловно, — согласился адвокат, озабоченно покачивая головой. — Кстати, по поводу сговора с дьяволом и одержимости бесом… скажите, не знаете ли вы монаха по имени Конан Беше и монахини, которая в миру носила имя Карменсита де Мерекур?

— Еще бы не знать! — воскликнула Анжелика. — Монах Беше — полусумасшедший алхимик, который поклялся выведать у моего мужа секрет философского камня. А Карменсита де Мерекур — это женщина бешеного темперамента, бывшая… любовница Жоффрея, которая никак не может простить ему, что он ею пренебрег. Но какое отношение имеют они к этому процессу?

— Говорят, будто бы под руководством Беше над подсудимым была проведена процедура изгнания беса и в ней принимала участие эта дама. Все это очень туманно. Протокол процедуры совсем недавно был приобщен к делу, и ему кажется, придают особо важное значение.

— Вы его читали?

— Я не читал ни единой бумаги из пухлого дела, которое так рьяно подбирает советник Бурье. А он, по моему мнению, такой человек, что не постесняется призвать на помощь свой талант подделывать документы.

— Но теперь, поскольку процесс — дело решенное, вы, адвокат обвиняемого, имеете право подробно ознакомиться со всеми обвинительными актами?

— Увы, нет! Мне уже не один раз заявляли, что вашему мужу будет отказано в адвокате. Так вот, сейчас я занят главным образом тем, что добиваюсь, чтобы этот отказ был выражен в письменной форме.

— Да вы сошли с ума!

— О нет, нисколько! По юридическим законам отказать в адвокате можно только подсудимому, обвиненному в оскорблении его величества. Ну а так как в данном случае такое обвинение предъявить трудно, то, получив письменный отказ, я тем самым получу доказательство нарушения судебной процедуры, и это сразу же укрепит мои позиции. Именно таким довольно сложным маневром я надеюсь добиться того, чтобы меня назначили защитником.

***

Когда через день Дегре снова пришел к Анжелике, его лицо впервые выражало удовлетворение, и у Анжелики радостно забилось сердце.

— Я выиграл! — объявил он, ликуя. — Канцлер Сегье только что назначил меня защитником мессира де Пейрака, обвиняемого в колдовстве. Эта победа одержана благодаря знанию судебной казуистики. Несмотря на готовность слепо подчиняться королю, эти высокопоставленные лакеи из судебного ведомства поняли, что они грубо попирают свои же собственные принципы. Короче, они вынуждены были разрешить подсудимому взять адвоката. Но, пока еще не поздно, сударыня, я хочу предупредить вас, что вы можете выбрать для ведения дела вашего мужа более известного адвоката, чем я.

Анжелика смотрела в окно. В Тампле было пустынно, казалось, будто монастырь спит под снежным покровом. Закутавшись в свою старенькую накидку, прошла помолиться в часовню великого приора госпожа Скаррон. Серое нависшее небо, казалось, приглушало звон маленького колокола.

У входа в дом Сорбонна в ожидании своего хозяина меланхолично кружилась, пытаясь поймать собственный хвост.

Анжелика искоса взглянула на Дегре — он напустил на себя важный, чопорный вид.

— Нет, я, право, не знаю более сведущего человека, которому бы могла доверить ведение столь животрепещущего для меня дела, — проговорила она. — Вы отвечаете всем необходимым требованиям. Мой зять Фалло был прав, когда, рекомендуя вас, сказал мне: «Во-первых, я ценю его ум, а во-вторых, он обойдется вам недорого».

— Спасибо за доброе мнение обо мне, сударыня, — сказал Дегре, которого последние слова Анжелики ничуть не рассердили.

Анжелика машинально водила пальцем по запотевшему стеклу. «Когда мы с Жоффреем вернемся в Тулузу, — думала она, — вспомню ли я об адвокате Дегре? Может, когда-нибудь вспомню, как он водил меня в парильню, и это покажется мне невероятным…»

Вдруг лицо ее преобразилось, и она, обернувшись к Дегре, сказала:

— Насколько я понимаю, теперь вы сможете каждый день видеться с моим мужем. Не могли бы вы провести к нему меня?

Но Дегре отговорил ее: заключенный находится в строгой изоляции, и не надо пытаться преступить это. Он даже не уверен, что ему, адвокату заключенного, разрешат увидеться с ним, но он-то, во всяком случае, собирается воевать за это право при поддержке адвокатской корпорации, в которую входит шестьдесят пять членов, не считая парламентских адвокатов, членов Королевского совета, судебных палат и высшего податного суда, в котором состоит и сам Дегре. Он объяснил, что, состоя членом высшего податного суда, организации довольно скромной, он, пожалуй, имеет больше шансов добиться успеха, чем какой-нибудь известный адвокат, которого сильные мира сего будут опасаться. Теперь надо действовать очень быстро, так как он вырвал право защищать графа де Пейрака, перехитрив королевскую юстицию, и не исключена возможность, что досье с обвинительными документами будет передано ему лишь перед самым процессом, да и то, быть может, не полностью.

— Я знаю, в подобных процессах акты часто составляются на отдельных листах, и канцлер, кардинал Мазарини или же король могут в любой момент вынуть из дела некоторые документы для ознакомления или же вообще изъять их и даже вложить новые. Конечно, это допускается в исключительных случаях, но, согласитесь, дело графа весьма необычное…

Несмотря на столь малоутешительные последние слова адвоката, Анжелика в этот вечер вполголоса напевала, варя кашку Флоримону, и даже с удовольствием съела китовое мясо, которое, как всегда, подала вдова Кордо. В тот день в Тампль приходили дети из городской больницы. Она купила у них несколько чудесных оладий, и после приятного ужина грядущее представилось ей в розовом свете.

Она была вознаграждена за свой оптимизм. На следующий же день вечером пришел Дегре и сообщил ей две поразительные новости: во-первых, ему разрешили ознакомиться с частью обвинительных документов, а во-вторых, он получил разрешение на свидание с заключенным.

Услышав это, Анжелика подбежала к Дегре и, обвив руками его шею, с жаром поцеловала. Но она тут же в смущении отпрянула и, вытирая слезы, заблестевшие у нее на глазах, пробормотала, что от радости совсем потеряла голову.

Дегре проявил тактичность, сделав вид, будто не произошло ничего особенного.