Ей было пять или шесть лет, когда Анама впервые взяла их с Тиннстрой в тот Айсаир. После жизни на вилле, город ошеломил ее своими большими зданиями и многолюдными улицами, которые, куда бы она ни посмотрела, были полны магией. Она видела одно чудо за другим, и в конце дня Тиннстра отнесла ее домой совершенно измученной.

Но, как и все, к чему прикасались Черепа, теперь это выглядело по-другому. Они срубили леса, которые всегда граничили с городом, создав безлюдную территорию на многие мили вокруг. Отличное место для убийства, как сказала бы Майза. Без сомнения, они разместят где-то там своих лучников и чародеев, чтобы устроить армии Зорика кровавый прием.

Там были траншеи, о которых им рассказывала Венна, без сомнения, утыканные шипами и только Боги знали, чем еще, а за ними — еще больше баррикад.

Флаги Эгрила развевались высоко над городскими стенами, вдоль которых выстроились солдаты в белых доспехах. Увидев ее Черепа бросились врассыпную, и кто-то где-то начал бить тревогу.

Хорошо.

Зорика спустилась и заскользила в дюймах над землей, направляясь к главным воротам. Теперь она могла ясно видеть баррикады, тянувшиеся с востока на запад и исчезавшие в темноте за городскими стенами. Они были не менее десяти футов высотой, сделаны из срубленных деревьев, их верхушки были заострены. На них стояло еще больше солдат, и она видела, как они указывают на нее, кричат, размахивают мечами.

Как будто это могло ее остановить. Она снова вызвала огонь.

— Касри.

В центре баррикад с треском вспыхнуло пламя, а вместе с ним начались крики. Жизни ее друзей не были в опасности, и ничто не могло Зорику остановить. Не было необходимости контролировать ситуацию.

Зорике почти не приходилось заставлять языки пламени метаться влево и вправо, добавляя им силы, по мере того как она подлетала все ближе и ближе. Они мчались, жадные и нетерпеливые, пожирая дерево. Она усмехнулась, представив, какой хаос они вызвали, представив, какой тяжелый труд был затрачен на создание этих защитных сооружений.

Эгрилы начали реагировать.

В нее полетели первые стрелы. Тщетный жест. Как будто стрела могла причинить ей боль. Следом ударила дубинка — ярко-красная дуга полетела вниз от городской стены, обещая боль, но она уже миновала ее, прежде чем та врезалась в землю.

Из города к ней устремились какие-то фигуры. Дайджаку. Неужели они тоже не усвоили урок?

Очевидно, нет. Дайджаку набросились на нее, визжа от ярости, вооруженные ниганнтанскими клинками.

— Касри.

Демоны вспыхивали, лопаясь, когда языки пламени разорвали их грудную клетку, прежде чем рухнуть на землю, крича в агонии. Другие врезались в ее щит, ломая кости и падая вниз. По мановению ее руки еще больше демонов закувыркалось в темноту, и больше их никто не видел. Демоны были для Зорике ничем, как комары для лошади.

Но, конечно, Дайджаку были не одиноки.

Еще один удар дубинки прорезал темноту со стороны городской стены. За ним последовал еще один, и еще, и еще, со всех сторон крепостной стены. Красные лучи засверкали слева и справа, опаляя воздух вокруг нее, ослепляя и пугая. Зорика ныряла и отклонялась, взлетала и падала, делая все возможное, чтобы остаться невредимой.

Сколько Избранных было на стенах? Сотни?

Небо наполнилось взрывами, когда заряды Избранных сталкивались друг с другом, посылая по воздуху ударные волны. Снова и снова они ударялись о щит Зорики, заставляя ее поворачивать то в одну, то в другую сторону. Она закричала от ярости, когда боль пронзила ее, ненавидя их за то, что они заставили ее почувствовать себя слабой.

Она бросилась вперед, позволяя ударам попадать в ее щит, полагаясь на свою инерцию, чтобы достичь города, двигаясь быстрее, чем когда-либо прежде. Она уничтожит сами стены, на которых стояли Избранные.

Она...

Кто-то летел рядом с ней.

Избранный не уступал ей в скорости.

Мужчина был не более чем в десяти футах справа от нее. На его дубинке горела энергия. Зорике не хотелось знать, каково это — получить заряд, посланный с такого близкого расстояния.

— Касри.

Избранный вспыхнул, как факел. Он закричал, и его лицо растаяло, когда он упал с неба.

Но он был не один. В щит Зорики ударил еще один заряд, выпущенный откуда-то сверху, достаточно сильный, чтобы разрушить ее магию. Еще один раздался слева, и на этот раз у нее не было гнева, чтобы скрыть свою агонию. Боль была слишком сильной. Это было ошибкой.

Она попыталась взлететь — городские стены были так близко, — но теперь на нее обрушились удары сверху и с флангов. Еще двое Избранных были в небе вместе с ней, преследовали ее, нападали на нее, не давая ей времени подумать, не говоря уже о том, чтобы нанести ответный удар.

Она закрыла голову руками. Попыталась вдохнуть, но смогла только закричать. Ей пришлось повернуть. Бежать.

Она поднялась, пытаясь увеличить дистанцию между собой и врагом, но Избранные последовали за ней, стреляя в нее из своих дубинок. Она ответила огнем, не целясь, не задумываясь. Ей просто нужно было оторваться от них.

Она посмотрела вниз. Далеко, далеко внизу, она могла видеть городские стены, когда пролетала над ними, все еще летя быстро.

Ее щит исчез. Ее свет погас.

И Зорика упала, как и ее враги до этого.

Часть

V

Все Монстры до Единого

72

Дарус

Котеге

Дарус Монсута вернулся и управлял этим телом — и это было великолепно.

Он слишком долго скрывался в разрушенном сознании старого шулка, получая то малое удовольствие, которое мог, мучая и унижая дурака. Теперь он был свободным. Возрождённым. Как и обещал Император в пещерах. Его не волновало, что ему придется довольствоваться слабым одноруким телом Джакса. Пока этого было достаточно. Очень скоро он изменится и станет чем-то гораздо большим.

Джакс, конечно, все еще был там, копошился где-то в глубине разума, как когда-то сам Дарус — но Дарус не был таким слабым, как шулка. Дарусу будет наслаждаться завывания старика, когда тот уйдет из существования.

Он всего лишь по наитию вложил частичку своего разума в Джакса, когда старик был его пленником. Это усилило пытки и добавило Дарусу острых ощущений. Он не ожидал, что его убьют. Но, с другой стороны, кто ожидает? Теперь он был чертовски рад, что эта частичка была рядом, когда Джакс отрубил ему голову.

Потому что, на самом деле, он не был мертв. Нет, пока осколок рос, распространяясь, как раковая опухоль, по крошечному мозгу