Я зашел в спальню. На ночном столике лежала его золотистая коробочка, в которой он обычно держал свои таблетки с пенициллином. Коробочка была пуста. Свет был включен, Осано лежал на спине, а его глаза смотрели в потолок. Казалось, что даже теперь они излучают свет. Угнездившись под его обнимающей рукой, прижатая к груди, виднелась золотистая голова Чарли. Чтоб прикрыть их наготу, она подтянула одеяло.

— Тебе нужно одеться, — сказал я.

Она приподнялась на локте и поцеловала Осано в губы. А потом она долго стояла, глядя на его лежащее тело.

— Тебе нужно одеться и уйти, — повторил я. — Будет много всякой суеты, а Осано, я думаю, не хотел, чтобы тебя эта суета как-то коснулась.

И я пошел в гостиную. И стал ждать. Я слышал как она принимает душ, а спустя пятнадцать минут она вошла в комнату.

— Ни о чем не беспокойся, — сказал я. — Я обо всем позабочусь.

Она подошла ко мне и очутилась в моих объятиях. Впервые я ощущал ее тело и в какой-то мере мог теперь понять, почему Осано так долго любил ее. От нее шел аромат свежести и чистоты.

— Кроме тебя ему никого не хотелось видеть, — сказала Чарли, — Тебя и меня. Ты позвонишь мне после похорон?

И я ответил, да, позвоню, и она ушла, оставив меня наедине с Осано.

Я подождал до утра, а утром позвонил в полицию и сказал им, что обнаружил Осано мертвым. И что он, по-видимому, покончил жизнь самоубийством. У меня мелькнула мысль, не спрятать ли пустую коробочку. Но Осано на это было бы ровным счетом наплевать, даже если бы мне удалось договориться с газетчиками и полицией. Я им сказал, какой важной персоной был Осано, чтобы «скорая» ехала сюда тотчас же. Затем я позвонил адвокатам Осано и уполномочил их сообщить всем женам и детям. Позвонил я и в издательство, поскольку знал, что они захотят опубликовать пресс-релиз и поместить в «Нью-Йорк Таймс» сообщение о смерти. Почему-то мне хотелось, чтобы Осано были оказаны все эти почести.

У полиции и прокурора округа оказалось ко мне множество вопросов, словно меня подозревали в убийстве. Но все это довольно быстро рассеялось. Похоже, что Осано послал в издательство записку, в которой говорилось, что он не будет иметь возможности представить рукопись своего романа вследствие того факта, что планирует убить себя.

Похороны, проходившие в Хэмптонс, были пышными. Присутствовали семь его жен, девять детей, литературные критики из «Нью-Йорк Таймс», «Нью-Йорк Ревью оф Букс», «Комментари», журналов «Харперз» и «Нью-оркер». Друзья, приехавшие на автобусе прямо из ресторана, зная, что Осано бы это одобрил, имели с собой бочонок пива и переносной бар. Приехали они изрядно навеселе. Осано был бы счастлив.

В течение следующих недель сотни тысяч слов были написаны об Осано как о первой великой литературной фигуре итальянского происхождения в истории нашей культуры. Вот это покоробило бы Осано. Никогда он не считал себя итальянским американцем. Но одна вещь точно доставила бы ему удовольствие. Все критики в один голос утверждали, что, успей он закончить свой большой роман, он бы несомненно принес Осано Нобелевскую премию.

Через неделю после похорон Осано мне позвонил его издатель с просьбой, чтобы я встретился с ним за ленчем на следующей неделе. И я согласился.

Издательство «Аркадия» считалось одним из самых классных, наиболее «литературных» издательств в стране. На его счету имелось с полдюжины вещей, получивших Нобелевскую премию и множество награжденных Пулитцеровскими премиями и Национальными книжными премиями. Оно было знаменито тем, что больше интересовалось серьезной литературой, чем бестселлерами. А главный редактор, Хенри Стайлз, мог бы сойти за профессора из Оксфорда. Однако перешел к делу буквально тут же, будто какой-нибудь Бэббит.[11]

— Господин Мерлин, — начал он, — я в восхищении от ваших романов. Надеюсь, когда-нибудь и вы будете в нашем списке.

— Я просмотрел материал, оставленный мне Осано, как своему душеприказчику, — сказал я.

— Отлично, — сказал господин Стайлз. — Возможно, вы и не знаете, так как это финансовый аспект жизни господина Осано, что мы выплатили ему аванс в сто тысяч долларов за роман, над которым он работал. Поэтому мы первые, кто может претендовать на его книгу. Я просто хочу удостовериться, что вы знаете об этом.

— Конечно, — подтвердил я. — Я знаю, что желанием Осано было, чтобы вы опубликовали ее. Вам всегда хорошо удавались его книги.

На лице господина Стайлза появилась благодарная улыбка. Он откинулся назад.

— Тогда никаких проблем? — спросил он. — Я так понимаю, что вы просмотрели его заметки и бумаги и нашли рукопись.

Я сказал:

— Вот тут-то и проблема. Дело в том, что рукописи нет; никакого романа нет, есть только пятьсот страниц заметок.

Стайлз был шокирован, выражение ужаса появилось на его лице, и я знал, что он в эту минуту думает: «Эти долбанные писатели, аванс в сто тысяч, столько лет ожидания, и все, что у него есть — это заметки!» Но он быстро взял себя в руки.

— Вы хотите сказать, что нет ни одной страницы рукописи?

— Нет, — ответил я. Я лгал, но он все равно никогда об этом не узнает. Было — шесть страниц.

— Ладно, — сказал господин Стайлз. — Обычно мы этого не делаем, но так поступают многие издательства.

Мы знаем, что вы помогали господину Осано писать некоторые его статьи, имея основные тезисы, и хорошо научились имитировать его стиль. Это должно оставаться в секрете, но почему бы вам не написать книгу господина Осано в шестимесячный срок и не издать ее под его именем? Мы могли бы заработать кучу денег. Вы сами понимаете, что это не может быть отражено ни в каком контракте, но мы могли бы подписать отдельный, очень выгодный контракт относительно ваших будущих книг.

Удивительно! Самое респектабельное издательство в Америке предлагает сделку, на которую пошел бы разве что Голливуд или Вегасский отель! Хотя, какого хрена я удивляюсь?

— Нет, — твердо сказал я господину Стайлзу. — Будучи его литературным душеприказчиком я имею все права и полномочия не допускать издания его книги на основании заметок. Если же вы захотите опубликовать сами заметки, я дам вам такое разрешение.

— Ну, ладно, вы подумайте, — сказал господин Стайлз. — Мы еще поговорим об этом. Кстати сказать, было очень приятно с вами познакомиться.

Он грустно покачал головой:

— Осано был гением. Какая жалость.

Г-н Стайлз так никогда и не узнал, что Осано все же написал несколько страниц своего романа, первые шесть. К ним была приложена адресованная мне записка:

МЕРЛИН:

Вот шесть страниц моей книги. Отдаю их тебе. Посмотрим, что ты сможешь из них сделать. Заметки не бери в голову, это все мура.