— Ни в коем случае! — остановила его госпожа де Бриенн. — Вы сделаете из него мученика, а господин кардинал отправит вас на виселицу или колесует[63].

— А не можете ли вы нам сказать, что́ находилось в вашей шкатулке? — осведомился Крофт, который вместе с Дигби тоже присутствовал на этом совещании.

— Письма господина принца. Весьма сдержанные. Не отрицаю, что в них сквозила нежность, и этим они были мне бесконечно дороги. И еще другие письма. От разных людей.

— В том числе и от маршала д‘Окенкура?

— Да, два письма, не представляющие никакого интереса. Вернее, только его собственный интерес — говоря о любви, он говорит только о деньгах.

— Что может послужить основанием для подозрений в заговоре, — вздохнул Дигби. — Но не вызывает сомнения другое, у негодяя аббата есть в распоряжении человек, который великолепно подделывает ваш почерк, дорогая герцогиня.

— В любом случае, — заявила Изабель после недолгих размышлений, — необходимо изъять у него эту проклятую шкатулку!

— Я займусь этим, — пообещал Бастий.

— Нет, — твердо заявила Изабель. — Аббат отдаст ее мне. Но ты поедешь вместе со мной.

— Мы тоже поедем с вами и с вашими слугами, — поспешили добавить Крофт и Дигби. — В противоборстве с таким опасным человеком никто не будет лишним!

— Чтобы вас обвинили в мятежных намерениях и отправили в Бастилию? Ни за что! — воспротивилась Изабель. — Меня будет сопровождать только Бастий. И разумеется, кучер.

— И я, нравится вам это или не нравится, — вмешалась в разговор госпожа де Бриенн. — Я подруга королевы, у меня безупречная репутация, и каким бы наглым ни был этот аббат, я бы очень удивилась, если бы он в моем присутствии посмел позволить себе что бы то ни было.

Изабель, не колеблясь ни секунды, поцеловала госпожу де Бриенн, верного и преданного друга. Но и англичане не отступались от своего намерения, и тогда Изабель попросила их взять под свою защиту ее мать и сына, поскольку, к несчастью, у маленького Людовика-Гаспара не было отца и защитника.

На следующее утро одетая по последней моде, в элегантном платье из серого сукна, отделанном белым сутажом, в шляпке с белыми, воинственно приподнятыми перьями и всего одним украшением — брошкой с бриллиантами и рубинами на жабо из мехеленского кружева, Изабель села в карету рядом с госпожой де Бриенн. Бастий сел на облучок рядом с кучером, и карета покатила в Париж. Дамы сначала заехали в особняк госпожи де Бриенн, позавтракали и направились на улицу Жуи.

Ворота во двор стояли отворенными, карета въехала и остановилась. К карете сразу же подбежал лакей, и Бастий, не слезая с козел, осведомился, дома ли аббат Фуке, так как его желают видеть госпожа герцогиня де Шатильон и госпожа графиня де Бриенн.

— Пойду узнаю, — отвечал лакей, и в глазах его загорелось любопытство и игривый огонек. Изабель вспыхнула гневом.

В одно мгновение она вышла из кареты, и в то же мгновенье Бастий уже стоял рядом с ней.

— Не стоит меня сопровождать, — заявила она ледяным тоном, — я знаю дорогу. Бастий, ты составишь компанию госпоже де Бриенн.

— Но…

— Я хочу поговорить с ним наедине. Ты будь неподалеку и придешь на помощь, если услышишь мой крик.

Аббат сидел в своем рабочем кабинете и писал письмо. Когда в кабинет вихрем ворвалась его недавняя пленница, он вскочил из-за стола, рванувшись ей навстречу.

— Изабель?! Вы у меня?!.

— Госпожа герцогиня де Шатильон, — сухо, ледяным тоном поправила она его. — Вы никогда не получите права называть меня по-иному. И стойте там, где стоите, — прибавила она, встав сама позади массивного кресла и положив на его спинку руки.

— Позвольте мне хотя бы вас поприветствовать. Я так счастлив!

— Не вижу оснований. Имейте в виду, что я приехала не одна, меня сопровождает госпожа де Бриенн, как вам несомненно известно, близкая подруга королевы. Она ожидает меня в карете, но не будет долго медлить, если я задержусь. Поэтому буду краткой. Я приехала за своей шкатулкой, которую вы украли в Мелло, и за бумагами госпожи де Рику, моей камеристки, чья судьба мне неизвестна, так как я понятия не имею, как вы с ней обошлись и куда она исчезла.

— Она сбежала, и о ней я знаю не больше вашего. Что же касается вашей драгоценной шкатулки, то я не имею ни малейшего желания вам ее возвращать. Разве что вы ее у меня выкупите, — прибавил он с усмешкой сатира.

— И какова ваша цена?

— Не делайте вид, что вы не понимаете, дорогая госпожа герцогиня. Вы прекрасно знаете цену, так же как знаете, что я люблю вас до безумия. Станьте моей, и все будет вашим — золото, драгоценности…

— Вы в самом деле сумасшедший. Мне не нужны ни золото, ни драгоценности. Мне нужно только то, что принадлежит мне.

— А мне нужно, чтобы мне принадлежали вы! Прекратим дурацкую комедию, Изабель, я схожу с ума от любви к вам, и вы это прекрасно знаете!

— Так значит, любовь подвигла вас распространять по Парижу фальшивые письма, которые я якобы писала вам, пылая ответной страстью.

Улыбка аббата стала еще сладострастнее.

— Чудные письма, великолепные письма. В них горит неподдельная страсть. Они вспышки этой клокочущей страсти. Я весь дрожал, перечитывая их. А воспоминание о наших ласках…

— Я больше не сомневаюсь: вы больны. Вы в самом деле сумасшедший. С меня довольно! Шкатулку, и немедленно!

В руках Изабель, затянутых в перчатки, появился пистолет. Изабель сама удивилась своему желанию расправиться с низкой мразью. В первый раз в жизни в ней горело ледяным огнем желание убийства. Базиль не понял, насколько серьезна грозящая ему угроза. Его сладострастная улыбка стала еще игривее.

— Бог мой! Как вы хороши, когда гневаетесь. Но к чему вам эта игрушка? Уберите ее, у вас есть оружие более мощное. Вы получите все без громких хлопков. Все, я повторяю вам! Все, что только пожелаете!

— Поспешите! Мое терпение на пределе!

— Положите пистолет и начните раздеваться. Со вкусом, не спеша…

— Негодяй! Вы мне за все заплатите!

Она вытянула руку, положив палец на спусковой крючок.

— Остановитесь, мадам! Из любви к вашим близким, заботясь о своей собственной судьбе, не убивайте его. Вы слишком дорого за это заплатите!

Изабель невольно опустила руку, обернулась, и глаза ее встретились с глазами Николя Фуке. Он вошел незаметно и стоял у дверей. Как ни гневалась Изабель, она не могла не отдать должного элегантности старшего брата. Строгая одежда королевского прокурора, красивое лицо, куда красивее, чем у младшего, добрая улыбка и прямой взгляд. Старший