“О нет, сынок. Прости меня. Это я виноват.” — с болью проговорил отец глядя в мёртвые закрытые глаза своего сына, опустившись на одно колено.

“Примите наши соболезнования” — произнёс Ганс.

“Да, мы обязательно найдём его” — добавил в спешке стажёр.

“Определённо, можете даже не сомневаться” — протяжно сказал Юрген, выдыхая пар сигареты.

Не выдержав его наглости, Хайр. Шварц немедленно встаёт обратно на ноги, и уже угрожающей походкой твёрдо подходит к нему со словами:

“Послушай меня внимательно! Тебе бы следовало научиться общаться со старшими по званию щегол. Я ведь знаю о тебе абсолютно всё. И знаю, как у тебя идут дела в последнее время. И раз уж Франц назначил тебя руководить этим делом, то ты мне найдёшь виновника до конца недели, а иначе, не видать больше тебе работы. Ты всё понял?”

“Отчётливо и ясно, начальник” — с лёгкой расслабленной улыбкой ответил ему Юрген, даже не шелохнувшись.

Видя всё это, стажёр задавался про себя вопросом: “Как это можно себя так вести в присутствии старшего по званию? Да ещё, когда перед тобой стоит сам Шварц”

Закончив явно на “позитивной” ноте, Шварц всё той же горделивой походкой, уходит к себе в автомобиль, после уезжает не произнося лишнего слова, лишь только незаметно проронив скупую мужскую слезу.

“Так ладно, что там у нас? Список всех участников получили, записи с камер наблюдений также у нас?”

“Да, у нас всё есть.” — отвечают криминалисты.

“Так ладно, тогда закругляемся ребятки. И ты, и ты, ехали в участок, к нас ещё есть работа” — сказал Юрген властным голосом, затем он, вместе с Гансом и стажёром отправились в участок.

На протяжении следующих двух часов, Юрген сидел в своём кабинете, рассматривая фотографии всех участников конкурса, параллельно разыскивая на каждого из них информацию и возможные компроматы.

“Так, ладно, имена получены, пора бы уже и посмотреть по камерам что творилось.”

Только сумев раскрыть первую запись, так тут же из записей в холле он видит чем-то очень взволнованного Евгения, который мигом заговорил с жертвой.

“Так, это интересно” — задумчиво сказал Юрген.

“Получается, о чём-то говорили, жертва по началу отклонялась, но затем вроде как пошла с подозреваемым. Они…, пошли куда? Пошли…, в бар напротив театра. И уже…, уже…, да чёрт возьми сколько они там седели? А вот, они выходят, и расходятся по разные стороны. А дальше, дальше, что? Так, погодь минутку. Куда там пошла жертва? Она, шла вдоль дороги, медленно и неуклюжа перебирая с ноги на ногу. Возможно, подозреваемый его чем-то напоил. И дальше…, он проходит к переулку, затем…, на что-то оборачивает, и заходит прямо в него.

Так ладно, а куда же прошёл второй “герой”?

Он…, пошёл направо от бара, затем сделав пару проходов, просто уходит вне куда?! Что за бред?!” — разгневанно спросил Юрген.

“Так, ладно, а что по камерам с левой стороны переулка? Б(*№ь, нету записей камер с левой стороны. А если…, я поищу в округе…, и…, и…, И?…, ДА ТВОЮ МАТЬ! НИЧЕГО НЕТУ. ХОТЯ КАЗАЛОСЬ БЫ, О КАЖДОМ ПЕРДЕЖЕ ЛЮДЕЙ МЫ ОБЯЗАНЫ ЗАНТЬ В ТУ ЖЕ СЕКУНДНО” — злостно закричал он.

Услышав крики, Ганс заходит к нему кабинет, и на удивление, спокойным размеренным голосом отвечает:

“Что на этот раз не так?”

“Как понимать этот п%(«ц ответь мне? То есть, власти города хотят нам сказать, что на одной стороне улицы камеры наблюдения есть, а на другой их как и не бывало?”

“Ладно, запиши это в книгу жалоб и предложений города. И кстати, у меня для тебя хорошая новость.

У нас тут вновь поймали ещё одного “красного” художника, примерно лет 19-ти, который рисовал свои “произведения искусства” на стенах, но правда, сдавать остальных подельников он отказывается напрочь. Может, покажешь нашему стажёру мастер класс как умеешь?”

“Чтож, хорошо. Всё равно дело пока с мёртвой точки так и не сдвинулось. И…, ты прав, мне нужно отвлечься” — с лёгкой довольно улыбкой сказал Юрген, пройдя со своим напарником в камеру для допросов.

“Ну что стажёр, готов увидеть мастер класс профессионального допроса?” — сказал Ганс, параллельно в то время, пока Юрген входил в комнату за прозрачным для наблюдателей стеклом.

Закрыв дверь, бросив на него задумчивый взгляд, он, не произнося ни слова, садиться прямо напротив него, и по началу, добродушным приятным голосом начинает диалог:

“Ну здравствуй юноша, давай для начала представимся? Меня зовут Юрген, и я буду твоим другом, если ты сам того захочешь. А как тебя зовут?”

В ответ, было только молчание.

“Послушай, я уверен, ты хороший парень. У тебя наверное есть семья, родственники, хорошие друзья, и я тут просто так размышляю, что они за тебя очень беспокоятся, волнуются, и совершенно не хотят, чтобы ты сидел в этой кабинке на протяжении долгого времени. Я ведь прав?”

Но ничего он в ответ не услышал. Он всё продолжал сидеть с наручниками на руках, лишь изображая невинную жертву, опустив свой взор прямо на стол.

“Слушай, я хочу тебе только помочь. Я знаю, ты и сам не в особом восторге от нахождения в этой комнате. А потому давай согласимся на таком условии. Если, ты мне называешь имена всех твоих подельников, и где я их смогу найти, либо твоя ответственность за совершенное преступление, а именно, призывы к по сути, экстремисткой деятельности, будет только нарастать. И так, что же ты выбрал?”

И на этот ответ, было только мёртвое молчание.

“Чтож, знай, только хотел тебе сказать, что это абсолютно твой выбор.

Ты наверное хоть раз смотрел фильмы про полицейских, и знаешь, про такой плот американской фантазии, как хороший и плохой коп. Так вот. До этого, с тобою говорил хороший Юрген. И раз уж ты не захотел работать с ним, то пожалуй мне тебя придётся познакомить, с плохим Юргеном.” — произнёс он, и медленно подойдя прямо к нему за спину.

Как неожиданно для задержанного, резко стукнув по столу кулаком начинает яростно на него кричать:

“28 взмахов баллончиков. Ты действовал наверняка, да? Эта была ненависть, гнев. Но на кого, ответь мне на кого? На правительство, государство, систему, считаешь, что ты самый умный и всё знаешь?! Да я вижу тебя как облупленного. Только в своей компании, ты смелый герой, а на деле всего лишь трусливое сыкло. Что тебе сделала эта статуя? Может, у тебя были с ней личные счёты? Она и так уже была вся в краске,