свои руки. Распоряжением ГКО № 3937сс от 16 августа 1943 года перед Наркоматом цветной металлургии и Комитетом по делам геологии была поставлена задача получения в СССР в 1944 году не менее 100 тонн урана. Для этого во Всесоюзном институте минерального сырья (ВИМС) создавался специальный сектор № 6 по урану, научным руководителем которого стал основоположник советской урановой геологии, академик Дмитрий Иванович Щербаков. В феврале 1944 года в кабинете Берии на Лубянке состоялось первое совместное совещание руководителей военной разведки ГРУ и внешней разведки НКГБ СССР по атомной тематике, на котором присутствовали начальник ГРУ генерал-лейтенант Иван Иванович Ильичев, начальник 1-го Управления (внешняя разведка) НКГБ СССР комиссар ГБ 3-го ранга Павел Михайлович Фитин, начальник 3-го (транспортного) Управления НКГБ СССР комиссар ГБ 3-го ранга Соломон Рафаилович Мильштейн и разработчик агентурной операции «Энормоз» по проникновению в американские атомные секреты, начальник 3-го отдела (Англия, США и научно-техническая разведка) 1-го Управления НКГБ СССР комиссар ГБ Гайк Бадалович Овакимян.

16 мая 1944 года Сталин переводит Берию из «рядового» члена ГКО в ранг заместителя председателя, курирующего в числе других проблем и Атомный проект. Таким образом, с мая 1944 года все научные, производственные, социально-бытовые и другие вопросы, связанные с созданием атомной бомбы, решались с санкции и при участии Берии. С этого момента деятельность всех участников Атомного проекта стала приобретать более чёткий и организованный характер. С первых же дней Берия ввёл жёсткий принцип: каждый работник занимается только своим делом. Выполнение служебных обязанностей каждым сотрудником, начиная с академика Курчатова, бралось под постоянный контроль.

Так родился Атомный проект — вершина советского могущества, результат коллективного созидания разведчиков, ученых, геологов, металлургов, химиков, строителей и всего советского народа. Все наши нынешние притязания и амбиции не стоили бы и ломаного гроша, если бы у нас не было ядерного оружия — это единственный весомый аргумент и гарант мира, позволяющий россиянам уверенно смотреть в будущее. Но даже сегодня «благодарные» потомки стыдливо замалчивают имя того, благодаря кому в конечном итоге и состоялась русская цивилизация — имя Лаврентия Павловича Берии.

Курчатов, оценив преимущество нового руководства, срочно направил Берия доклад «О неудовлетворительном состоянии работ по проблеме», где поставил вопрос о кардинальном увеличении производство урана. Берия, тщательно изучив проблему, вынес её на рассмотрение ГКО, который 8 декабря 1944 года принял постановление № 7102сс/ов «О мероприятиях по обеспечению развития добычи и переработки урановых руд». Поиски, разведка, добыча и переработка урановых руд отныне передавались в ведение НКВД СССР под личную ответственность заместителя наркома, комиссара ГБ 3-го ранга Авраамия Павловича Завенягина. Для этого было развёрнуто 9-е Управление НКВД. Разработка урановых месторождений началась в горах Карамазар — старинном горнорудном районе на южных отрогах Кураминского хребта в Северном Таджикистане. Работавшие на месторождениях Табошар, Уйгур-Сай, Майли-Су, Тюя-Муюн и Адрасман геологоразведочные партии Наркомцветмета передавались в НКВД СССР. Переработка урановой руды осуществлялась на Табошарском заводе «В» Главредмета. Все геологические организации обязывались приступить к поискам радиоактивных руд. В геологических управлениях различных министерств и ведомств были созданы специальные группы, отряды и партии, которые начали прежде всего массовую ревизию коллекций горных пород, руд и керна буровых скважин и массовый промер радиоактивности образцов пород и руд, отобранных на действующих рудниках, разведуемых месторождениях и при проведении геологоразведочных работ различного назначения. И все же поставленная на 1944 год задача получить не менее 100 тонн урана выполнена не была — лишь в декабре 1944 года в Москве в институте «Гиредмет» в лаборатории Зинаиды Васильевны Ершовой был получен первый в СССР металлический уран.

Сбором данных об американском Манхэттенском проекте в ходе агентурной операции «Энормоз» руководил заместитель резидента НКВД СССР в Нью-Йорке, в то время майор ГБ Леонид Романович Квасников (оперативный псевдоним «Антон»). Важнейшими его источниками, в том числе в ядерном центре в Лос-Аламосе, были физики Клаус Фукс («Чарльз»), Тед Холл («Млад», «Персей»), Мортон Собелл («Коно») и механик Дэвид Грингласс («Калибр»). Двое последних входили в группу Юлиуса Розенберга «Волонтёры», которая насчитывала не менее 18 человек — инженеров американских компаний, занятых в военно-промышленном комплексе США. Детали деятельности этих агентов по-прежнему засекречены, но, в частности, сам Юлиус Розенберг («Либерал», «Антенна») получал секретные чертежи от брата своей жены — Дэвида Грингласса, который работал механиком в ядерном центре в Лос-Аламосе и занимался созданием форм для фокусирующих линз, которые играют важную роль в конструкции бомбы. Он же передал Розенбергу рабочие чертежи бомбы, сброшенной на Нагасаки, и отчёт на 12 страницах о своей работе в Лос-Аламосе.

Со стороны нью-йоркской резидентуры связь с агентами осуществляли Александр Феклисов (оперативный псевдоним «Калистрат») и Анатолий Яцков («Яковлев»), а также граждане США Гарри Голд («Раймонд») и супруги Моррис и Леонтина Коэн («Луис» и «Лесли»). Действовавший в Сан-Франциско под прикрытием должности вице-консула СССР резидент Григорий Маркович Хейфец установил доверительный контакт с научным руководителем Манхэттенского проекта Робертом Оппенгеймером. Большой агентурной сетью среди американских ученых располагал работавший там с 1938 года выпускник Массачусетского технологического института майор ГБ Семён Маркович Семёнов (Таубман) — оперативный псевдоним «Твен». Именно он установил код Манхэттенского проекта и местонахождение его главного научного центра — бывшей колонии для малолетних преступников Лос-Аламос (штат Нью-Мексико). Супруга советского резидента в Нью-Йорке Василия Михайловича Зарубина, майор ГБ Елизавета Юльевна Зарубина, познакомилась с женой Оппенгеймера Кэтрин и через личный контакт с ней стала оказывать необходимое влияние на отцов американской атомной бомбы, среди которых были Энрико Ферми и Лео Силлард.

Первоначально основная часть разведданных передавалась в зашифрованном виде по радио. Однако в 1943 году Федеральное агентство по связи в рамках слежения за эфиром во время войны обнаружило, что из советских консульств в Сан-Франциско и Нью-Йорке ведется несанкционированная радиопередача. Радиоаппаратура была конфискована, и персонал консульств перешел на обычный коммерческий телеграф. Таким образом, собственно перехват передач никакой технической сложности не представлял. Донесения зашифровывались двойным кодом, однако в 1942 году в НКВД по неизвестной причине сделали ошибку и составили книгу одноразовых ключей, в которой встречались повторы, которые наблюдались вплоть до 1948 года, пока Ким Филби не сообщил в Москву, что донесения советской разведки расшифровываются. В июле 1995 года в США по инициативе сенатора Дэниела Патрика Мойнихена Агентство национальной безопасности (АНБ) начало публикацию расшифрованных сообщений из досье «Венона». Всего было опубликовано 49 сообщений за период 1944–1945 годов, относящихся к истории «атомного шпионажа». Упорядоченные по дате они выложены на сайтах АНБ и ЦРУ. Кроме того, в начале 90-х годов СВР предоставила доступ к архивным материалам по данной тематике бывшему сотруднику КГБ Александру Васильеву, который вскоре уехал на