Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но магия, Гермиона была в этом уверена, исходила не от самого бюста. А от диадемы, в изобилии украшенной яркими синими камнями. Волшебница неосознанно сделала шаг по направлению к источнику «внимания». Потом ещё один. И ещё. И ещё два.
Звуки шагов по сухому каменному полу, собственное тяжелое дыхание и испуганный стук сердца в груди, неожиданно исчезли. Вместо них голова заполнилась звуками морского прибоя и едва слышным призывным шепотом. Мужским шепотом.
Окружающие Гермиону вещи растворились в сверкающем жемчужном тумане. Только диадема маячила перед глазами. Девушка ошеломленно моргнула, поняв, что диадема каким-то образом исчезла с каменного бюста. Теперь она «красовалась» на голове странного существа, внешне не слишком напоминавшего человека.
Узкое гибкое тело, закутанное в балахон, мертвенно-бледная кожа, полное отсутствие ресниц и бровей, искривленный в злорадной усмешке тонкогубый рот, плоский, едва заметный нос, редкие тёмные волосы, выглядевшие так, будто существо постоянно лысеет.
И глаза… красные как самые лучшие на свете рубины. Красные…
Гермиона уже знала кто это такой. Знала она и то, что не сможет сопротивляться столько сильной воле. Вот-вот существо протянет руку, и она позволит прикоснуться к себе. Она возьмет диадему себе. Она вернётся домой и…
В миг, когда длинные, похожие на бледные паучьи лапы, пальцы коснулись плеча, грудь Гермионы пронзила ужасная боль. Казалось что и Круциатус, который ей довелось однажды испытать на себе, был милосерднее.
Крича от боли, Гермиона упала на пол. Её крикам вторил пронзительный вопль, полный ярости и разочарования.
Существо отвлеклось и этого хватило, чтобы волшебница успела добраться до порога. Задыхаясь от мучительной боли во всём теле, Гермиона практически выпала к ногам управляющего.
Закрой… те… дверь, — прохрипела она. — Закрой…
Металлическая дверь гулко хлопнула, отрезая страшную в своем воздействии магию от внешнего мира. В то же мгновение боль, разрывающая её на куски, начала стихать. Через пару минут осталось только две точки — в правом виске и на груди.
Расстегнув мантию и ворот комбинезона, Гермиона увидела сильный ожог. Защитный артефакт, который она носила «на всякий случай», превратился в бесформенный кусок серебра. Магическая татуировка на её груди из черной стала красного цвета и пульсировала в такт сердцебиению.
Вся доступная магия пыталась защитить Гермиону от самого страшного. От лорда Волдеморта.
Такой слабой и беспомощной ведьма ощущала себя только в день выхода из Азкабана. Точно также она с трудом могла думать и шевелить конечностями. Но в этот раз ей помогали. Грипух усадил вздрагивающую от боли ведьму у стены и принёс несколько чистых кусков льда, которые можно было приложить к ожогу.
Управляющий хлопотал вокруг неё, но о произошедшем внутри сейфа несчастье не спрашивал.
Обратный путь занял вдвое меньше времени. Гермиона подозревала, что гоблин вёл тележку какими-то хитрыми путями, которые используют только служащие банка. И прибыли они не к общей платформе, а в совершенно другое место. Грипух провёл её в теплую, хорошо освещённую комнату, где волшебницу усадили на мягкий диван. Немолодая колдунья принесла ей большой кубок с горьким зельем.
Цедя неприятный на вкус, но такой необходимый Восстанавливающий Эликсир, Гермиона равнодушно смотрела, как Грипух что-то объясняет трём степенным гоблинам. Старшие по рангу кивают, соглашаясь. Управляющий после получения одобрения выглядит неприлично счастливым. Какие-то тонкие гоблинские отношения.
Честно говоря, Гермиону это не слишком интересовало.
В сейфе… . Сокровища, пропитанные кровью, и ужас, завещанный Беллатрикс Лестранж. Хитроумно расставленная ловушка, рассчитанная на магглорожденную дурочку, очарованную свалившимся на неё богатством.
О, она прекрасно знала, с чем довелось столкнуться меньше часа назад!
Волдеморт. Точнее, кусок его души, жаждущий физического воплощения. Хоркрукс!
Гермиона закрыла глаза, вспоминая события шестого курса, в которых она играла не последнюю роль.
Хоркруксы — это не просто слово, а прячущееся за ним ужасное колдовство.
Маг, ищущий бессмертия, дробит свою душу на куски и заключает их в предметы, которые невозможно уничтожить обычным способом. Так появляется хоркрукс.
Каждый хоркрукс — чья-то погубленная жизнь.
Впервые Гермиона услышала о хоркруксах от Гарри Поттера. А ему, в свою очередь, рассказал о них Альбус Дамблдор на частных уроках. Почему-то старый директор искренне считал, что не нужно учить человека, основное предназначение которого убить самого сильного тёмного волшебника двадцатого века, боевым заклятиям, тактике и стратегии Пожирателей Смерти и умению использовать магические артефакты. Зачем? Мальчик и так со всем справится одной лишь «силой любви». Куда как важнее показать ему воспоминания людей, хоть раз имевших дело с Томом Риддлом или Гонтами, семьей его матери. А потом отправлять в гриффиндорскую гостиную, приговаривая «подумай, мой мальчик над этим…», «подумай, Гарри, над тем…».
И Гарри послушно думал. А Рон и Гермиона думали с ним за компанию.
Ох, как же она злилась тогда! В основном на Дамблдора, который как будто намеренно не желал рассказывать Гарри хоть что-то полезное о предстоящей битве. И на Гарри, которому очень нравились эти «уроки». По возвращении он каждый раз с горящими глазами рассказывал о новом воспоминании из думосброса Дамблдора.
Том Риддл вырос в бедном приюте. Благодаря своему магическому дару свободно измывался над другими сиротами и их любимцами. Без зазрения совести брал у них понравившиеся вещи. Был старостой факультета Слизерин, любимчиком тогдашнего декана и директора, собрал вокруг себя талантливых сокурсников. После выпуска он почему-то проигнорировал более чем блестящие карьерные перспективы и устроился работать в лавку артефактов «Горбин и Бэрк». Занимался поиском и покупкой разных волшебных вещиц. При этом не брезговал использовать подкуп и шантаж. Возможно, на его совести есть и убийства.
Предпочтение молодой Волдеморт отдавал артефактам самих Основателей, потомком одного из которых он был. За время работы он нашел медальон Салазара Слизерина, чашу Плодородия Хельги Хаффлпаф и диадему Разума Ровены Равенкло. Конечно же, до хозяев артефактной лавки эти старинные вещи не дошли. Том Риддл поместил в них части своей души и спрятал в разных уголках Англии.
Всё это, по мнению Гермионы, можно было уместить на трёх листах пергамента или просмотреть за пару вечеров, а не растягивать «занятия» на полгода.
А уж о семье Гонт вообще можно было прочитать в «Ежедневном Пророке» выпуска одна тысяча девятьсот двадцать шестого года. Преступлениям деда и дяди Волдеморта там посвятили целый разворот, а быту семьи Гонт ещё одна страница. Были и фотографии — полуразвалившегося дома, некрасивых коренастых мужчин и запуганной девушки, которую тоже сложно было назвать красавицей из-за грубых черт лица