уже анархия. Избитые, ограбленные сторонники Москвы не могли найти здесь суда и управы против своих обидчиков. Тогда они обратились к великому князю, как к высшей судебной инстанции. Иван Васильевич не замедлил воспользоваться таким удобным случаем. Осенью 1475 года он с большой вооруженной свитой отправился в путь, послав наперед гонца с известием, что едет навестить свою отчину Великий Новгород. Едва он вступил в новгородские пределы, как его начали встречать разные люди с жалобами на притеснения властей. Затем выезжали навстречу бояре и житьи люди с подарками; сам владыка, князь Василий Шуйский, степенный посадник и тысяцкий, старосты и другие власти с знатнейшими боярами также встречали его на дороге и подносили дары. 21 ноября великий князь прибыл на Городище и отслушал здесь обедню в храме Благовещения, а 23-го торжественно вступил в Новгород, молился в Софийском соборе и обедал у владыки; после чего воротился к себе на Городище. Пришедшая с ним военная сила расположилась по соседним монастырям.

Неожиданный приезд великого князя смутил литовскую партию; она притихла и старалась не отстать от своих противников в угощении и поднесении даров московскому гостю. Один раз Иван Васильевич пировал у князя Василия Шуйского; у владыки пировал три раза; кроме того, был на пирах: у старого посадника Василия Казимира, у Захария Григорьева, у степенного тысяцкого Василия Есипова, у знатных бояр Якова Коробова, Луки Федорова, старого посадника Феофилакта, Якова Федорова, у братьев Аполинарьиных, у степенного посадника Фомы, у боярыни Настасьи, вдовы Ивана Григорьева, и у сына ее Юрия, живших на Городище, и так далее. Каждый такой пир сопровождался поднесением даров и поминков высокому гостю. Эти дары состояли из следующих предметов: бочки заморских вин, красного и белого, бочки меду, несколько поставов ипского сукна, несколько десятков и даже сотен кораблеников, или золотых иноземных монет, рыбьи зубы (моржовые клыки), кречеты, сорока соболей, дорогие кони, золотые ковши, наполненные жемчугом, окованные серебром рога, серебряные мисы и прочее. Очевидно, новгородское боярство и купечество при сем случае друг перед другом соперничало широким русским хлебосольством и своей богатой казной. Только Марфа Борецкая, по-видимому, не смирилась перед великим князем, не предложила ему угощения и даров. Те старые посадники и тысяцкие, купцы и житьи люди, которые не успели устроить своих пиров, просто приходили к великому князю с челобитьем и дарами. В дополнение к ним степенные посадник и тысяцкий ударили ему челом и поднесли от всего Великого Новгорода 1000 рублей. Иоанн также устроил у себя на Городище пир, на который были приглашены владыка, князь Шуйский, посадники, тысяцкие, житьи люди и многие купцы; тут хозяин пил с гостями до позднего вечера, по замечанию летописца. Со своей стороны он отдаривал бояр, купцов и житьих людей дорогими портами (платьем), камками, кубками, серебряными ковшами, сороками соболей, конями и прочим.

Но пиры не отвлекли великого князя от главной цели его поездки. Он продолжал принимать новгородских жалобников, которые приходили к нему на Городище искать управы на разные неправды. По наиболее важным делам, именно упомянутым выше нападениям на две улицы и на бояр Аполинарьиных, Иоанн велел взять за приставы, то есть под стражу, главных насильников: посадника Василия Ананьина, бояр Богдана Осипова, Федора Борецкого, прозванного Дурнем, и Ивана Лошинского. Согласно с Новгородской судной грамотой, он потребовал, чтобы, кроме великокняжьих приставов, вече назначило и своих новгородских приставов к ответчикам. А товарищей этих насильников, бояр Селезневых, Афанасьевых, Никифорова, Тучина, Квашнина, Тютрюма, Бабкина и других, великий князь отдал на поруки архиепископу, который поручился за них в 1500 рублях. Рассмотрев дело, он истцов отправил, а насильников осудил. Затем по челобитью владыки бояр, отданных на поруки, освободил от княжьей казни, а велел взыскать с них полторы тысячи рублей в пользу истцов и еще княжью пеню. Но главных четырех насильников, несмотря ни на какие челобитья, отправил скованными под стражей в Москву, куда и сам воротился 8 февраля, после девятинедельного пребывания в Новгороде. Кроме этих четырех бояр, он велел схватить еще Ивана Афонасова с сыном Олферием за то, что они «мыслили отдать Великий Новгород за короля (Казимира IV)», как сказано в летописи; из Москвы осужденных новгородских бояр разослали по тюрьмам в Коломну и в Муром. Таким образом, Иоанн ловко воспользовался случаем, чтобы захватить в свои руки главных вожаков литовской партии и в то же время явить новгородцам пример своего великокняжеского суда, который, невзирая на знатность и богатство обидчиков, строго их наказал и дал на них управу обиженным. Следствия такой политики не замедлили обнаружиться. Новгородцы, не надеясь на собственных судей, стали ездить в Москву со своими исками на богатых и сильных обидчиков; а великий князь начал давать им приставов и требовать ответчиков для суда уже в свою столицу, чего никогда прежде не бывало. В числе истцов и ответчиков встречаем в Москве знатных новгородцев, например старого посадника Захария Овина и боярина Василия Никифорова. Последний даже принес какую-то присягу великому князю, хотя выше мы видели его в числе вожаков литовской партии. Очевидно, многие члены этой партии считали ее дело уже навсегда проигранным и стали переходить на противную сторону.

Московская партия, имея в своей главе владыку Феофила, настолько усилилась в Новгороде, что решилась на следующий смелый шаг. Зимой 1477 года к Ивану Васильевичу прибыли с челобитьем по какому-то делу от архиепископа и всего Новгорода Подвойский Назар и вечевой дьяк Захария. Отправляя свое челобитье, они называли великого князя государем, а не господином, как было прежде. Тогда Иван со своей стороны отправил послами в Новгород двух бояр, Федора Давидовича и Ивана Борисовича, с дьяком Василием Далматовым и велел спросить: «Какого государства хотят новгородцы?»

Московские послы, окруженные большой свитой, остановились, по обычаю, на Городище. Прибыв на вече, они объявили народу причину своего посольства и спрашивали, согласны ли новгородцы, назвав великого князя своим государем, отдать ему Ярославле дворище, посадить его тиунов по всем улицам и не вступаться в его суды?

Народ был ошеломлен такими вопросами. Множество голосов закричало, что все это ложь, что вече не называло Иоанна государем и с таким словом к нему грамоту не посылало. Литовская партия поспешила воспользоваться удобным моментом и возможно более разжечь народное негодование против вероломства Москвы и ее сторонников. Поднялся мятеж. Вспомнили о тех боярах, которые ездили судиться к великому князю; схватили Захария Овина и Василия Никифорова, привели на вече и начали допрашивать. Первый, чтобы выгородить себя, оговорил второго.