Шрифт:
Интервал:
Закладка:
221
Камердинер Государя Т. И. Чемодуров рассказывал: «В Ипатьевском доме режим был установлен крайне тяжелый и отношение охраны прямо возмутительное, но Государь, Государыня и Великая Княжна Мария Николаевна относились ко всему происходившему по наружности спокойно и как бы не замечали окружающих лиц и их поступков. День проходил обычно так: утром вся Cемья пила чай; к чаю подавался черный хлеб, оставшийся от вчерашнего дня; часа в 2 обед, который присылали уже готовым из местного Совета Р. Д.; обед состоял из мясного супа и жаркого; на второе чаще всего подавались котлеты. Так как ни столового белья, ни столового сервиза с собой мы не взяли, а здесь нам ничего не выдали, то обедали на непокрытом скатертью столе; тарелки и вообще сервировка стола была крайне бедная; за стол садились все вместе, согласно приказанию Государя; случалось, что на семь человек обедающих подавалось только пять ложек. К ужину подавались те же блюда, что и к обеду. Прогулка по саду разрешалась только 1 раз в день, в течение 15–20 минут; во время прогулки весь сад оцеплялся караулом; иногда /я/ обращался к кому-либо из конвойных с малозначащим вопросом, не имеющим отношения к порядкам, но или не получал никакого ответа, или получал в ответ грубое замечание. Ни Государь, ни кто-либо из членов его семьи лично никаких разговоров с комендантом дома или иными „начальствующими“ лицами из представителей советской власти не вели, а всякие обращения и заявления делались через меня или через проф. Боткина» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 62).
222
Источник установить не удалось.
223
Но чем больше людей из авдеевской охраны соприкасались с Царственными Узниками, тем более у многих из них просыпались совесть и сочувствие к Ним. Как показывал обвиняемый Якимов: «Я никогда, ни одного раза, не говорил ни с Царем, ни с кем-либо из Его Семьи. Я с Ними только встречался. Встречи были молчаливые. Однако эти молчаливые встречи с Ними не прошли для меня бесследно. У меня создалось в душе представление от Них ото всех. […] От моих прежних мыслей про Царя, с какими я шел в охрану, ничего не осталось. Как я Их своими глазами поглядел несколько раз, я стал душой к ним относиться совсем по-другому: мне стало Их жалко. Часовые к б. Государю относились хорошо, жалеючи, некоторые даже говорили, что напрасно человека томят». В. Криворотов приводит в своей книге («На страшном пути до Уральской Голгофы». Мадрид, 1975) следующий эпизод: «Государыня с сыном и Леней Седневым оставалась внизу во дворе почти час. Алексей чувствовал себя почти совсем хорошо. Один из солдат внешней охраны, стоявший постовым перед калиткой во дворе, оглянулся кругом, поставил свою винтовку и несколько раз помог Наследнику подняться из коляски на ноги и шагнуть несколько шагов. Когда на лестнице послышались шаги, он быстро подхватил Мальчика на руки, посадил его в коляску и, схватив винтовку, встал, как ни в чем не бывало, у калитки. „Спасибо, солдатик! Бог Вам этого не забудет!“ — тихо проронила Царица». Безусловно, что подобное сочувствие и внутреннее ощущение своего участия в черном и постыдном деле посещали не только рабочих-охранников, но и их начальство в лице Авдеева и Мошкина. Однажды после обеда А. Е. Трупп протянул Государю пакетик с табаком со словами: «Ваше Величество, этот табак дал мне Мошкин для Вас. Он сказал мне, что это передача из монастыря, и что о ней для Вас просил Авдеев». Николай II на это сказал Труппу: «Передайте, Трупп, от меня обоим большое спасибо и мою радость, что они оба нашли, наконец, самих себя» (Мультатули П. В. Свидетельствуя о Христе до смерти… СПб., 2006. С. 478).
224
Бэринг, Морис (1874–1945), английский литератор, известен как драматург, поэт, прозаик, переводчик и публицист, а также как писатель-путешественник и военный корреспондент.
225
Несмотря на свою революционную «сознательность», Авдеев и его внутренняя охрана с каждым днем становились все менее и менее надежными для Свердлова и Голощекина и все более непригодными для подготовляемого последними убийства Царской Семьи. Неслучайно, как утверждает И. Ф. Плотников, по свидетельствам близких Авдеева, тот, узнав об убийстве Царской Семьи, очень сокрушался. Юровский в 1934 году в беседе со старыми большевиками рассказывал: «Насколько разложение дошло далеко, показывает следующий случай: Авдеев, обращаясь к Николаю, называет его — Николай Александрович. Тот ему предлагает папиросу, Авдеев берет, оба закуривают — и это сразу показало мне „простоту нравов“». Именно этой «простотой нравов», установившейся между Царем и Авдеевым, в первую очередь и объясняется замена Авдеева и его команды на Юровского и его людей. «Нет сомнений, — пишет Н. А. Соколов, — общение с Царем и Его Семьей что-то пробудило в пьяной душе Авдеева и его товарищей. Это было замечено. Их выгнали, а всех остальных отстранили от внутренней охраны» (Мультатули П. В. Свидетельствуя о Христе до смерти… СПб., 2006. С. 479). Из показаний Ф. П. Проскурякова: «Спустя, приблизительно, с неделю после назначения Юровского и Никулина, нас, рабочих Сысертского завода и Злоказовской фабрики, перевели в дом Попова или Обухова против дома Ипатьева, а вместо нас внизу дома Ипатьева поселились латыши. Их было, приблизительно, человек 10. До появления латышей охрану в доме несли мы, рабочие Сысертского завода. После появления латышей охрану в верхнем этаже дома, где жила Царская Семья, стали нести исключительно латыши. Нас, русских рабочих, туда уже не впускали. Таково было приказание Юровского. Пулеметчиками, которые стояли исключительно у пулеметов, были из наших сысертских рабочих следующие лица: Талапов, Александр Стрекотин, Семен Турыгин, Сафонов, Николай Садчиков, Добрынин, Летемин, Иван Котегов и Шевелев. Из злоказовских рабочих я могу назвать только одного Андрея Корзухина. Эти рабочие всегда стояли только у пулеметов. На остальных постах стояли при Авдееве все остальные рабочие. При Юровском же, со времени появления латышей, мы, рабочие, стали нести охрану исключительно наружную. Внутри дома находились исключительно латыши» (Росс Н. Гибель Царской Семьи. Ф/М., 1987. С. 273).
226
Юровский Яков Михайлович (настоящие имя и отчество — Янкель Хаимович; 1878–1938), родился в г. Томске в семье ремесленника, в прошлом — ссыльного уголовника. Внук раввина. Учился в Томске: закончил два класса в еврейской школе «Талматейро», обучался портняжному и часовому делу. По словам брата Лейбы, в юности искал богатства, по
