— Менялу? — спросил он.

— Да, — подтвердила Мар.

— Генеральный инквизитор запретил пропускать к меняле.

Солдат уже поднял руку, собираясь оттолкнуть Аледис и Жоана.

— Почему запретил? — спросила Мар.

— Спроси об этом у монаха, — ответил тот, показывая на Жоана.

Когда все трое отошли от епископского дворца, Аледис спросила:

— Тебя, должно быть, вчера били, монах?

Жоан не ответил.

Она заметила, что доминиканец избегал смотреть на женщину с мулом, которая шла выпрямившись, решительно ведя за собой животное. Что могло произойти вчера? Мертвенно-бледное лицо Жоана казалось осунувшимся. Его спутница хотела видеть Арнау. Кто эта молодая женщина? Арнау был женат на баронессе, знатной особе, сопровождавшей его на помост у замка Монтбуй, когда он отменил дурные обычаи…

— Через несколько дней начнется суд над Арнау, — неожиданно сказал Жоан.

Мар и Аледис остановились. Монах прошел еще несколько шагов, пока не понял, что женщины не идут с ним.

Обернувшись, он увидел, что они стоят и молча смотрят друг на друга. «Кто ты?» — казалось, спрашивали глаза каждой из них.

— Я сомневаюсь, что у этого монаха было детство… а тем более подруги, — вымолвила Мар, вздернув подбородок.

Аледис не ответила ей. Мар продолжала гордо стоять, сверля незнакомку взглядом. Даже мул, который до этого спокойно стоял, навострил уши.

— Какая ты… недоверчивая, — сказала ей Аледис.

— Жизнь научила меня быть такой.

— Если бы двадцать пять лет тому назад мой отец согласился, я была бы женой Арнау.

— Если бы пять лет тому назад со мной обошлись как с человеком, а не как с животным, — холодно произнесла Мар и повернулась, бросив взгляд на Жоана, — я была бы рядом с Арнау.

Снова повисло молчание. Обе женщины неотрывно смотрели друг на друга, словно каждая из них пыталась оценить соперницу.

— Прошло двадцать пять лет, как я не видела Арнау, — призналась наконец Аледис. «Я не собираюсь вступать с тобой в борьбу», — читалось в ее глазах.

Мар переступила с ноги на ногу и ослабила узду мула. Ее взгляд перестал быть колючим.

— Я живу не в Барселоне, у тебя можно остановиться? — спросила она у Аледис, чуть помедлив.

— Я тоже живу не в Барселоне, — ответила та. — Я остановилась… с моими дочерьми в трактире Эстаньер. Но мы сможем все уладить, — добавила Аледис, увидев, что новая знакомая колеблется. — А он? — женщина кивнула на Жоана.

Обе посмотрели на монаха. С изможденным лицом, в грязной, изорванной одежде, болтающейся на его опущенных плечах, Жоан стоял на том же месте, где остановился.

— Он должен многое объяснить, — сказала Мар, — и может нам понадобиться. Пусть спит с мулом.

Жоан подождал, пока женщины снова отправятся в путь, и пошел вперед.

«А почему ты здесь? — спросит она меня. — Что ты делала во дворце епископа?» — думала Аледис, украдкой поглядывая на свою новую спутницу. Мар продолжала идти, таща за собой мула и не уступая дорогу тем, кто появлялся у них на пути. Что могло произойти между Мар и Жоаном? Монах выглядел совершенно подавленным… Как доминиканец мог допустить, чтобы какая-то женщина отправила его спать с мулом? Они пересекли площадь Блат. Аледис снова посмотрела на молодую женщину. Она уже призналась ей, что знает Арнау, но не сказала, что видела его в камере. А Франсеска? Что она должна сообщить о Франсеске?

Признаться, что она мать Арнау? Нет. Жоан с ней знаком и думает, что старуха — мать покойного мужа Аледис. Но что они скажут, когда их всех пригласят на процесс против Арнау? К тому же очень скоро выяснится, что она — публичная женщина, и что тогда?.. Наверное, им лучше ничего не говорить, но тогда как объяснить, что она делала во дворце епископа?

— О! — воскликнула Аледис, отвечая на вопрос Мар. — Я выполняла поручение мастера дубильщика моего покойного мужа. Когда он узнал, что я буду проезжать через Барселону…

Эулалия и Тереса смотрели на нее украдкой, не отрываясь от своих мисок. Они прибыли на постоялый двор и попросили, чтобы трактирщик принес третий тюфяк в комнату Аледис и ее дочерей. Жоан покорно согласился, когда Мар заявила, что он будет спать в хлеву с мулом.

— Слушайте наш разговор, — велела Аледис девушкам, — но ничего не говорите. Старайтесь не ответить ни на один вопрос и запомните: мы не знаем никакой Франсески.

Все пятеро принялись за еду.

— Итак, монах, — снова спросила Мар, — почему инквизитор запретил посещать Арнау?

Жоан не съел и кусочка.

— Мне нужны были деньги, чтобы заплатить охраннику, — ответил он усталым голосом, — а поскольку в лавке Арнау не было наличных денег, я приказал продать некоторые требования. Эймерик подумал, что я собираюсь опустошить сундуки Арнау и что тогда инквизиция…

В этот момент в трактир вошли сеньор де Беллера и Женйс Пуйг. Их лица расплылись в улыбке при виде девушек.

— Жоан, — сказала Аледис, — эти двое кабальеро вчера приставали к моим дочерям, и у меня создается впечатление, что их намерения… Ты не мог бы помочь мне, чтобы они больше не приставали?

Жоан повернулся к двум мужчинам, которые перемигивались, плотоядно поглядывая на Эулалию и Тересу и вспоминая прошедшую ночь.

Улыбки на их лицах исчезли, как только они увидели черного монаха. Жоан продолжал сверлить их взглядом, и кабальеро молча присели за свой стол, уткнувшись в миски, которые им только что принес трактирщик.

— Почему собираются судить Арнау? — спросила Аледис, когда Жоан снова повернулся к ним.

Сахат наблюдал за марсельским кораблем: это была крепкая галера с одной мачтой, с одним рулем на корме и двумя боковыми, со ста двадцатью гребцами на борту Команда готовилась сниматься с якоря.

— Она быстрая и очень надежная, — заметил Филиппо, — пережила уже несколько встреч с пиратами, и ей всегда удавалось улизнуть. Через три-четыре дня ты будешь в Марселе, а оттуда тебе будет легко сесть на какой-нибудь каботажный корабль и добраться до Барселоны.

Мавр кивнул. Филиппо, держась одной рукой за предплечье Сахата, палкой показывал на галеру Служащие, коммерсанты и рабочие порта уважительно здоровались с ним, проходя мимо. Потом они с той же вежливостью здоровались с Сахатом, мавром, на которого опирался торговец.

— Погода хорошая, — добавил Филиппо, показывая палкой на небо, — у тебя не будет проблем.

Капитан корабля подошел к борту и подал знак Филиппо. Сахат почувствовал, как старик сжал его руку.

— Мне кажется, что я тебя больше не увижу, — с грустью произнес торговец. Мавр повернулся к нему лицом, но Филиппо сжал его руку еще сильнее. — Я уже стар, Сахат.

Они обнялись, стоя у галеры.