В последних числах февраля Ральф Тачит решился наконец возвратиться в Англию. У него были на это свей причины, в которые он не собирался никого посвящать, но, когда он упомянул о своем намерении сидевшей возле его дивана Генриетте Стэкпол, она подумала, что угадать их нетрудно. Однако воздержалась от рассуждений и просто сказала:

– Надеюсь, вы понимаете, что одному вам ехать нельзя.

– Я не собираюсь ехать один, – ответил Ральф. – Со мной будут люди.

– Кого вы разумеете под «людьми»? Слуг, которым вы платите?

– Ну, вообще-то говоря, – сказал Ральф шутливо, – они тоже человеческие существа.

– А есть среди них хотя бы одна женщина? – осведомилась мисс Стэкпол.

– Послушать вас, так можно вообразить, будто у меня дюжина слуг. Нет, субретки, признаюсь, я не держу.

– Вот что, – сказала невозмутимо Генриетта, – так ехать в Англию вам нельзя. Вы нуждаетесь в женской заботе.

– Я столько видел ее с вашей стороны за последние две недели, что мне надолго хватит.

– И все-таки ее было недостаточно. Пожалуй, я поеду с вами, – сказала Генриетта.

– Поедете со мной? – Ральф медленно привстал с дивана.

– Знаю, знаю, я вам не по вкусу, но хотите вы или нет, я с вами поеду. А сейчас вам лучше снова лечь.

Ральф несколько мгновений смотрел на нее, потом так же медленно опять опустился на диван.

– Вы очень мне по вкусу, – сказал он после короткой паузы.

Мисс Стэкпол рассмеялась, а это случалось с ней нечасто.

– Не думайте, что вам удастся так легко от меня откупиться. Я все равно с вами пседу и, более того, возьму на себя заботу о вас.

– Вы чудесная женщина, – сказал Ральф.

– Дайте мне сначала благополучно вас довезти, а потом уж говорите, что будет нелегко. Тем не менее ехать надо.

Прежде чем она ушла, Ральф еще раз спросил ее:

– Вы в самом деле хотите взять на себя заботу обо мне?

– Хочу попытаться.

– Тогда спешу поставить вас в известность, что покоряюсь. Да, да, покоряюсь.

Спустя несколько минут после ее ухода он громко расхохотался быть может, этим он и подтверждал свою покорность судьбе. Такое путешествие по Европе под присмотром мисс Стэкпол казалось Ральфу верхом нелепости, неопровержимым свидетельством отказа от всех обязательств, от всех усилий, а самое смешное было то, что оно представлялось ему заманчивым; полная бездеятельность – какая это благодать, какая отрада! Ему даже не терпелось пуститься в путь; он мечтал о минуте, когда снова увидит родной дом. Конец всему был близок, до него рукой подать; казалось, стоит лишь протянуть руку – и вот он, желанный предел. Но Ральфу хотелось умереть дома, только этого ему теперь и хотелось – вытянуться в просторной уединенной комнате, на той самой кровати, где он видел в последний раз своего отца, и летом на утренней заре навек уснуть.

Когда в этот же день его навестил Каспар Гудвуд, Ральф сообщил гостю, что мисс Стэкпол, взяв его под свое крыло, собирается препроводить в Англию.

– Боюсь, тогда, – сказал Каспар Гудвуд, – я буду пятой спицей в колеснице. Я пообещал мисс Озмонд поехать с вами.

– Господи… прямо какой-то золотой век. Вы так все добры.

– Ну с моей стороны это не столько доброта по отношению к вам, сколько по отношению к ней.

– В таком случае как же добра она! – улыбнулся Ральф.

– Что посылает других ехать с вами? Да, пожалуй, это проявление доброты, – не поддержав шутливого тона, ответил Гудвуд. – Что же касается меня, то, признаться, я предпочитаю путешествовать с мисс Стэкпол и с вами, чем с одной мисс Стэкпол.

– Еще охотнее вы предпочли бы не делать ни того ни другого, а остаться здесь, – сказал Ральф. – Но, право же, вам незачем ехать, в этом нет никакой необходимости. У Генриетты бездна энергии.

– Не сомневаюсь. Но я уже пообещал миссис Озмонд.

– Она с легкостью освободит вас от вашего обещания.

– Она ни за что не освободит меня от него. Ей, конечно, хочется, чтобы я присмотрел за вами, но главное не это. Главное – ей хочется, чтобы я убрался из Рима.

– Думаю, вы преувеличиваете, – заметил Ральф.

– Я ей надоел, – продолжал Гудвуд. – Ей нечего сказать мне, вот она и придумала эту поездку.

– Ну, если ей так удобнее, я, разумеется, прихвачу вас с собой. Но я не понимаю, почему ей так удобнее? – тут же добавил Ральф.

– А потому, – ответил со всей прямотой Гудвуд, – что ей кажется, будто я за ней наблюдаю.

– Наблюдаете за ней?

– Пытаюсь уяснить себе, счастлива ли она.

– Уяснить это не трудно, – сказал Ральф. – Судя по виду, она самая счастливая женщина на свете.

– Именно так; я в этом удостоверился, – ответил Гудвуд очень сухо; тем не менее он продолжал: – Да, я за ней наблюдал; я старый ее друг и, по-моему, имею на это право. Она утверждает, что счастлива – еще бы, она ведь так старалась стать счастливой, вот я и подумал, посмотрю-ка я сам, чего оно стоит, ее счастье. Я посмотрел, – продолжал он и в голосе его послышались горькие ноты, – и насмотрелся; с меня довольно. Теперь я вполне могу уехать.

– А знаете, мне кажется, вам в самом деле пора, – ответил Ральф.

И это был их первый и последний разговор о миссис Озмонд.

Между тем Генриетта Стэкпол, занимаясь приготовлениями к отъезду, сочла нужным сказать несколько слов графине Джемини, которая явилась к ней в пансион отдать нанесенный во Флоренции визит.

– А что касается лорда Уорбертона, вы были очень неправы, – заявила она графине Джемини. – Я просто должна вывести вас из заблуждения.

– По поводу того, что он ухаживает за Изабеллой? Голубушка, да он бывал у нее в доме по три раза в день. Там всюду следы его пребывания, – воскликнула графиня.

– Он хотел жениться на вашей племяннице, потому и бывал так часто.

Графиня воззрилась на нее, потом насмешливо хихикнула.

– Так вот что рассказывает Изабелла? Ну и ну! Неплохо придумано. Но, помилуйте, если он хочет жениться на моей племяннице, что же ему мешает? Или, быть может, он отправился покупать обручальные кольца и вернется через месяц, когда меня здесь уже не будет?

– Нет, он не вернется. Мисс Озмонд не желает выходить за него замуж.

– До чего же она услужлива. Я знала, что она предана Изабелле, но не представляла себе – насколько.

– Я не понимаю вас, – холодно сказала Генриетта, размышляя о том, как неприятно упорствует графиня в своей неправоте. – И продолжаю настаивать на своем… Изабелла никогда не поощряла ухаживаний лорда Уорбертона.