Капитан Ясеф был кадровым афганским военным ещё со времен Зокир-шаха. Сказал, что воюет с 1979 года. Мне тогда было шесть лет, а Ясеф уже воевал, как Аркадий Гайдар. Как и любой восточный мужчина, Ясеф любил прихвастнуть. «Дайте мне сто человек. Сто преданных, хорошо обстрелянных и вооружённых человек и я захвачу любой город, даже Кабул».

— А Ташкент?

Он глянул на славянскую фамилию на моем бэджике и с улыбкой сказал мне:

— А ты шурави.

Ясеф был нашим экскурсоводом по лагерю, и в тоне его экскурсии было явственно слышно, что к идее создания современной национальной гвардии в Афгане, Ясеф относился скептически. Гвардейцев обучали стрелки-снайперы из нацгвардии штата Вермонт. Казармы, похоже были построены ещё в советское время. Стандартные трёхэтажные здания. Сейчас в них почти не осталось стекол, а вместо отопления в каждой комнате стояли буржуйки типа «сталинград». Климат в Кандагаре и правда ужасный — очень жарко днём и до тряски холодно ночью. Суточный перепад почти в двенадцать градусов. Людям с гипертонией там верная могила. Хотя быстрее всего они умрут наступив на мину или словив шальную пулю.

Хотя форма новой афганской полиции и гвардии была пошита из того же материала и по тем же шаблонам, что и американская, на солдат башибузуки не походили совсем. Гимнастёрки и штаны сидели мешком и пузырились на коленях. Дорогие кевларовые смарт-каски им не полагались. Гордости Афганистана заказали где-то тяжеленых кастрюль формой напоминающих вермахтовские времен второй мировой. Не удивлюсь, что их отлили где-нибудь в Запорожье. Рособоронэкспорт явно нагрел руки на этой войне — вся нацгвардия молодой республики была вооружена системой старика Калашникова.

* * *

— Шурик, сынку, времени у нас совсем в обрез. Я знаю у тебя самолёт. Поэтому давай сразу к телу. Ты уже понял, что я именно московскую патриархию тут представляю?

— Понял конечно же. Именно московскую. Именно патриархию. Даже знаю на какой площади кабинет патриарха.

Сквозь мозаичные окна собора на пол упали первые разноцветные лучи солнца. Я не мог поверить, что мы в Ташкенте, на госпиталке. Казалось разговор происходит в тайных подземельях Ватикана, а человек, которого я когда-то знал под фамилией Сметанин, на самом деле кардинал Мазаринин.

— Ильдар мой человек. А я его куратор. Много лет. Он сейчас очень рискует. Люди в Ташкенте просто исчезают в последние годы. Растворяются в воздухе. Говорят инопланетяне активизировались. Поэтому Ильдара мы с тобой будем беречь от инопланетян. Он нам обоим нужен.

— Иноплатеяне. Ильдар мой любимый куратор, конечно же я буду его беречь.

— Нет. Он просто связной. Твой настоящий любимый куратор это я. Был и останусь пока смерть не разлучит нас.

— Как пафосно. Могли бы хоть посылочку за шесть-то с половиной лет оправить в лагерь. Там люди торгуют телом за пачку сигарет с фильтром. Видимо был в ненужном месте и в ненужное время. Отработанный материал. Но я все равно рад вас видеть.

— Да в ненужном, Шура, в ненужном. И я тебя предупреждал быть дисциплинированным. И говорил, что закончишь тюрягой. Ну ничего это у тебя второе высшее. Ладно проехали с сантиментами. Вода под мостом, как говорят у потенциального противника. Вода пролилась, игра началась.

Михал Ваныч принёс кожаный портфель, больше подходящий для удачливого бракоразводного адвоката, чем протоплазменного протоиерея. Куратор вытянул оттуда красочный альбом «Юбилей Ташкентского метрополитена». Мозаика отразилась в его глянце.

Открыв одну из страниц, подполковник, скорее всего ФСБ, ткнул меня носом в фотку строящейся станции новой юнусабадской ветки. Рядом с фоткой станции в альбом была вшита гибридная карта американской военной базы К2 — Карши Ханабад. На чёткую фотографию со спутника накладывается топографическая карта с легендой. На схеме было видно всё, даже наш с Эппсом пивной вагончик с Балтикой зеро. Оплот разврата в Оплоте Свободы.

Михал Иванович очертил ногтём на участок чуть подали штаба, рядом со старым советскими ангарами. Ангары построили на века. Они скрыты земляной насыпью метра в три и слеплены из монолитного железобетона. Ворота толщиной с автомобиль Жигули. Честное пионерское.

— Смотри, Шурик, внимательней. Что у них тута вот, можешь рассказать?

— Тута вот у них красная зона — ограниченный доступ. Офф лимитс. Можно пройти только с очень высоким уровнем «клиранса» — доступа к секретной информации. Даже у Эппса моего пропуск синий, а что обо мне говорить. Меня вообще на заметку взял тамошний контрразведчик — лейтенант Шпигельман. Хочет, чтобы всюду на базе, даже в отхожее место, я ходил с эскортом.

— Шпигельман говоришь? Шпигельман, Шпигельман… А что-то в списках комсостава нет у нас такой фамилии? Ты уверен, что Шпигельман?

— Ну на гимнастёрке так написано, а как я ещё проверю. Парни с базы зовут его «Шпиги».

— Шпиги! Сволочи пендосы, прости хосподи меня грешного. Что хотят, то воротят. Плевать хотели на совместные договорённости. Ладно. Хер ему навстречу, этому Шпигельману. Что ты лично знаешь про красную зону?

— Знаю, что там вроде казарма и маленький полигон для тренировок спешиал форсиз. Так у пен…американцев спецназ называется. Вроде зелёные береты, а может кто похлеще. Может совсем Пентагону не подчиняются. Может это мобильные силовые подразделения ЦРУ. Но не уверен.

— О! Видишь какой ты молодец! Настоящим разведчиком у меня стал.

— Вы мне, Михал Ваныч только лещей не подсовывайте, ладно? Там любой узбекский Акакий Акакиевич знает куда с каким пропуском можно, куда нет.

— В смысле лещей?

— Грубой лести не надо, чтобы меня стимулировать на откровенность, окей?

— А давай теперь без блатной фени и этого пендоского окей, окей?

— Хорошо

— Смотри сюда, значит. Видишь эти кубики. Это контейнеры морские по сорок футов. Жёлтого, песчаного цвета «Буря в пустыне».

— Да. Там пол-базы построено из этих контейнеров цвета «Буря в пустыне». Американцы привозят все что надо в этих контейнерах, а потом превращают в забор или жилые помещения.

— Пол-базы и гениальная военная смётка пендосов меня не интересует. Меня интересуют именно эти несколько контейнеров. Именно в красном секторе. У Центра есть основания полагать, что внутри они выглядят приблизительно так. Михал Иваныч снова порылся в портфельчике и вытащил фотку сделанную с экрана дисплея и, видимо, с интернета. На фотографии была изображена мечта любого геймера — рабочая станция с тремя мониторами, хорошей эргономической клавой и огромным джойстиком посредине.

— Да у них у всех полно разных компьютерных игрушек. Это что такое? Лётный тренажёр типа флайт симулятор? Тогда отчего в красной зоне?

— Это, Шура, стандартная станция управления БПЛА. В просторечии — беспилотниками.

— Ах вот оно что! Дроны Кончаловского. Кстати, знаете, что такое «дрон» по английски? Трутень! Но на аэродроме в К2 я не пока не видел беспилотников, а вот трутней там хоть пруд пруди.