Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кайя осторожно выпустила ручку двери. Почувствовала теплое дуновение у себя на затылке. Словно кто-то в него дышал. Она отбросила «словно» и оглянулась.
Их было двое. И их лица сливались с темнотой.
— Looking for someone, lady?[155]
Она подумала про дежавю быстрее, чем ответила:
— Wrong door, that's all.[156]
В тот же миг она услышала звук заводящегося мотора, повернулась и увидела задние огни такси, которое, переваливаясь, удалялось по дороге.
— Don't worry, lady, — произнес голос. — We paid him.[157]
Она обернулась и опустила глаза. На пистолет, который на нее смотрел.
— Let's go.[158]
Кайя легко просчитала варианты. Вариантов не было.
Она пошла перед ними к двум «ренджроверам». Задняя дверь одного из них распахнулась, когда они приблизились. Она села в машину. Пахло пряным лосьоном после бритья и новой кожаной обивкой. Дверь за ней захлопнулась. Он улыбнулся. Зубы были крупные и белые, голос мягкий, веселый:
— Привет, Кайя.
Тони Лейке был одет в желто-серый камуфляж. В руке он держал красный мобильный телефон. Телефон Харри.
— Тебе же велели зайти. Что тебя остановило?
Она пожала плечами.
— Поразительно, — заметил он, склонив голову набок.
— Что именно?
— Ты вовсе не выглядишь испуганной.
— А почему я должна выглядеть испуганной?
— Потому что скоро умрешь. Ты разве не поняла?
Кайя почувствовала, как перехватило горло. Словно одна часть мозга кричала, что это пустая угроза, ведь она из полиции, а он конечно же не посмеет, но этот голос не мог заглушить другой, твердивший, что перед ней сидит Тони Лейке, весьма точно представляющий себе ситуацию. Что они с Харри — два идиота-камикадзе вдали от дома, без полномочий, без поддержки, без пути к отступлению. Без единого шанса.
Лейке нажал на кнопку, и боковое стекло поползло вниз.
— Go finish him and bring him up there,[159]— велел он тем двоим и снова закрыл окно.
— Мне кажется, вышло бы классно, если бы ты открыла ту дверь, — сказал Лейке. — Думаю, Харри заслужил поэтическую смерть. Но в нынешней ситуации придется сосредоточиться на лирическом прощании. — Он наклонился, потом посмотрел на небо. — Красивый красный цвет, правда? — И теперь она видела. Слышала. И тот ее голос, который говорил правду, сказал ей это. Она действительно умрет.
Кинзонзи показал на каменный дом ван Боорста и велел Удри подогнать «ренджровер» прямо к двери. Он видел свет за шторами и вспомнил, что мистер Тони решил не выключать его, когда они уходили. Чтобы тот белый знал, что его ждет. Кинзонзи вышел и ждал, пока Удри вынет ключ зажигания и присоединится к нему. Приказ ясен: убить и привезти. Это не вызывало у него никаких чувств. Ни страха, ни радости, ни малейшего беспокойства. Работа есть работа.
Кинзонзи было девятнадцать. Воевал он с одиннадцати. Тогда бойцы PDLA, People's Democratic Liberation Army,[160]напали на его деревню. Они размозжили брату голову прикладом «Калашникова» и изнасиловали двух его сестер, заставив отца на это смотреть. Потом командир сказал, что, если отец не станет совокупляться с младшей сестрой у них на глазах, они убьют Кинзонзи и старшую сестру. Но закончить предложение командир не успел, потому что отец ринулся прямо на их мачете. Раздался смех.
Когда они уходили, Кинзонзи впервые за несколько месяцев нормально поел. А еще он получил от командира берет, тот сказал, что теперь это его униформа. Через два месяца у него уже был свой «Калашников», тогда же он убил первого человека, женщину в деревне, отказавшуюся предоставить шерстяные оделяла в распоряжение People's Democratic Liberation Army. Ему исполнилось двенадцать, когда он стоял в очереди солдат, которые насиловали девушку недалеко от того места, где завербовали его самого. Когда подошла его очередь, он вдруг подумал, что это могла быть его сестра, возраст совпадал. Но, взглянув на нее, он понял, что уже не помнит их лиц. Матери, отца, братьев и сестер. Они стерлись, исчезли.
И когда через два месяца он с двумя товарищами отрубил командиру руки и оставил его истекать кровью, то сделал это не из мести или ненависти, а потому что CFF, Congo Freedom Front,[161]предложил им больше денег. Пять лет он жил на то, что удавалось добыть во время рейдов ФОК по джунглям Северной Киву, но им приходилось остерегаться других партизан, а деревни, на которые они нападали, уже были разграблены другими, так что им едва хватало на прокорм. Какое-то время ФОК вел с правительственными войсками переговоры о разоружении взамен на амнистию и работу. Но когда дело дошло до переговоров о зарплате, затея провалилась.
От голода и отчаяния бойцы ФОК напали на одну из шахт компании, добывавшей колтан. Они пошли на это, хотя знали, что у подобных компаний оружие и солдаты лучше, чем у них. Кинзонзи и не надеялся, что проживет долго или умрет не в бою. Поэтому он даже глазом не моргнул, когда, очнувшись, увидел, что на него направлено дуло винтовки белого человека, который заговорил с ним на незнакомом языке. Кинзонзи только кивнул, давая понять, что хочет, чтобы все поскорее закончилось. Через два месяца раны затянулись, и его новым работодателем стала добывающая компания.
Белый человек был мистер Тони. Мистер Тони хорошо платил, но беспощадно расправлялся с теми, кто казался ему недостаточно преданным. Он разговаривал с ними и был самым лучшим начальником из всех, кого знал Кинзонзи. Кинзонзи без малейших колебаний застрелил бы его, если бы понадобилось. Но это было невыгодно.
— Поторапливайся, — сказал Кинзонзи Удри и зарядил пистолет. Он думал, что смерть от металлического шарика, который выпустит иглы во рту белого полицейского, стоит им только открыть дверь, наступит не сразу, и собирался пристрелить его на месте, тогда они смогут отправиться наверх к Ньирагонго, где их ждут мистер Тони и его дамы.
Какой-то мужчина, сидевший перед соседним магазином и куривший, встал, что-то в ярости пробормотал и исчез в темноте.
Кинзонзи смотрел на дверную ручку. Первый раз он здесь оказался, когда они забирали ван Боорста. Тогда же он увидел и легендарную Альму. На тот момент ван Боорст истратил все свои деньги на «Сингапур слинг», охрану и Альму, которая была дорогой штучкой. И в отчаянии совершил последнюю в своей жизни ошибку: принялся шантажировать мистера Тони, угрожая пойти в полицию и рассказать то, что знает. Бельгиец выглядел скорее покорным, чем удивленным, когда они вошли, и поспешил выпить то, что ему дали. Они разделали его на куски подходящей величины, которые потом скормили удивительно жирным свиньям у лагеря беженцев. Альма перешла к мистеру Тони. Альма с ее бедрами, золотым зубом и похотливым лунатическим взглядом, который мог бы стать для Кинзонзи еще одним поводом пустить пулю в лоб мистера Тони. Если бы это было выгодно.