К. Б.: Быть монахиней и быть писателем – это, как кажется, два совершенно разных призвания – или вы видите у них что-то общее? Как и когда у вас впервые возник интерес к писательскому труду? Кто из писателей оказал на вас наибольшее влияние?

К. А.: Для меня писательская и научная работа – это в некотором смысле форма медитации, о чем я подробно пишу в своей автобиографической книге «Винтовая лестница». Я рассматриваю свою писательскую стезю как духовный поиск, естественное продолжение того духовного процесса, который начался во мне много лет назад, когда я собрала вещи и отправилась в монастырь, чтобы обрести Бога. Я ощущаю влияние множества великих писателей и поэтов. В университете я изучала английскую литературу, и это стало прекрасной подготовкой к освоению теологии: ведь занятия теологией по сути заключаются в интерпретации текстов при очень серьезном отношении к мифологии. Из авторов, писавших по вопросам богословия, на меня оказал исключительно сильное влияние покойный канадский ученый Уилфред Кантуэлл Смит.

К. Б.: «Иерусалим» потребовал большого объема научной работы. Не могли бы вы описать процесс сбора материалов – как вам удалось проследить все те многочисленные факты, которые вы вплели в ткань своего повествования?

К. А.: Сбор материалов занял приблизительно два с половиной года. Нужные мне книги я читала в Библиотеке Британского музея, а также у себя дома, делая многочисленные выписки и заметки под разными заголовками – ведь заранее не известно, что пригодится, а что придется отбросить. В действительности, приступая к работе, я, как правило, ясно представляю себе, какой будет книга, но по мере того, как материал накапливается и я узнаю больше и больше, первоначальный замысел начинает трещать по швам, что может сильно меня расстроить. Но постепенно рождается новая идея – процесс весьма увлекательный и волнующий. По мере того, как работа продвигается, начинаешь видеть новые взаимосвязи – я в таких случаях обычно делаю для себя пометки на полях красными чернилами, чтобы обратить внимание на темы, возникающие по нескольку раз, и позже развить эту новую взаимосвязь. Затем приходит время для превращения всего этого в связный текст – очень непростая задача! И в процессе написания текста я тоже пересматриваю свои идеи, так что книга в итоге всякий раз получается совсем не такой, как задумывалась изначально.

К. Б.: Когда вы собирали материал для этой книги, был ли какой-то период или аспект истории Иерусалима, который произвел на вас особенно сильное впечатление?

К. А.: Думается, более всего меня поразила значимость социальной справедливости. Эта тема прослеживается в истории Иерусалима с самых первых дней его существования. На древнем Ближнем Востоке город не мог считаться «святым», если не заслуживал названия города справедливости. Святость и справедливость всегда шли рука об руку. Правда, эта взаимосвязь недостаточно отчетливо прослеживается в христианском почитании Иерусалима, но и для иудеев, и для мусульман она была поистине важнейшим компонентом поклонения святыням, что очень существенно для нас и сегодня.

К. Б.: Вы пишете, что в 1967 г., после Шестидневной войны, международное сообщество и ООН не хотели признавать аннексию Иерусалима Израилем, однако Израиль не отступил. Почему же они не оказали на Израиль более сильное давление и не заставили отвести войска?

К. А.: Не знаю.

К. Б.: В заключительной главе вы обсуждаете различные утопические решения проблемы Иерусалима: особая территория под управлением международного сообщества; суверенитет Израиля с предоставлением палестинской администрации особых привилегий; совместное израильско-палестинское управление неразделенным городом. У какого из этих предложений, на ваш взгляд, больше шансов на осуществление?

К. А.: Думаю, в долгосрочной перспективе единственное приемлемое решение – это совместный суверенитет. Пока израильтяне и палестинцы не научатся всерьез воспринимать претензии друг друга, у Ближнего Востока нет реального будущего. На сегодняшний момент это решение выглядит совершенной утопией. Однако вся история Иерусалима свидетельствует, что обладание святынями и почитание святого города ничего не стоит без справедливости и уважения к людям иной веры.

К. Б.: В послесловии к заключительной главе, написанном в декабре 1996 г., вы пессимистически замечаете, что «перспективы мирного процесса на Ближнем Востоке выглядят безрадостно». А что вы думаете об этом сегодня, в апреле 2005-го, спустя два года после вторжения США в Ирак и полгода после кончины лидера ООП Ясира Арафата? Как, по вашей оценке, изменились перспективы установления мира в Иерусалиме – улучшились, ухудшились или остались более или менее такими же?

К. А.: Ближайшее будущее видится мне весьма мрачным. После 11 сентября Ближний Восток стал еще более непредсказуемым и опасным, и люди здесь еще острее ощущают свою уязвимость. Но не будет мира не земле, пока не удастся найти для проблемы Иерусалима решение, которое удовлетворяло бы всех – израильтян и палестинцев, евреев и арабов, иудеев, христиан и мусульман по всему миру.

Вопросы и темы для обсуждения в читательских группах

Изменилось ли после прочтения книги «Иерусалим» ваше отношение к городу или к какой-либо из религий, претендующих на обладание им, и если да, то как?

Учитывая то, какие страсти возбуждают святые места Иерусалима, считаете ли вы возможным для верующих – христиан, иудеев, мусульман – объективно подходить к проблеме этого города? Объективна ли, по вашему мнению, автор книги Карен Армстронг?

Доводилось ли вам когда-нибудь ощущать святость какого-нибудь места? Если да, на что это было похоже? Что вы думали, какие чувства испытывали?

Во введении Армстронг определяет мифологию как «древнюю форму психологии». Что она имеет в виду, и согласны ли вы с ней?

Сострадание – центральный момент в вероучениях иудаизма, христианства и ислама, и все же о нем, как это ни печально, часто забывали в Иерусалиме на протяжении всей истории города. Как вы думаете, почему это происходило?

Если святой город должен в первую очередь отвечать идеалам социальной справедливости и мира, можно ли считать истинно святым Иерусалим со всей его кровавой историей?

Считаете ли вы после прочтения этой книги, что одна из соперничающих религий имеет большее прав на Иерусалим, чем другие? Если да, то какая и почему?

«Страдания, – пишет Армстронг, – далеко не всегда делают человека лучше и благороднее, очень часто происходит обратное». А между тем известно множество мифов о том, как страдания смогли смягчить жестокое сердце. Что из этого, по вашему мнению, ближе к истине?

На протяжении многих веков евреи не почитали Западную стену как святыню, а христиане вплоть до начала XVII в. не поклонялись «остановкам» Крестного пути Иисуса. Лишь через 150 лет после смерти Мухаммада мусульмане начали утверждать, что Пророк вознесся на небеса с того места, где сейчас стоит Купол Скалы. Коротко говоря, все перечисленные места изначально не считались святыми, но приобрели святость как бы по соглашению между верующими. Удивляет ли вас это обстоятельство? Влияет ли оно на ваше отношение к святым местам мира, и каким образом?