Эх, он слишком далеко — для помощи. Значит, не будет моря. И солнца. Один только дурацкий снег. И своих уже не получится увидеть. И поручение короля он не выполнил, а всё потому, что не соизволил прислушаться — правду ли говорит Рональд? Вот и подыхай, как дурак. В двух часах пути от рыжехвостой, и без малейшей надежды увидеть её ещё раз.

— Совы, мастер Жиль, смотрите, совы! Большие! Белые! Целых три! Прямо как та волшебная госпожа! — завопил Ганс. — Они летят сюда! Снижаются!

— Защиту убери, — прошептал Жиль.

Или подумал. Потому что провалился в темноту — в обычное человеческое беспамятство.

64. В дупле

Жиль приходил в себя несколько раз — кажется. Ненадолго. Ему говорили — спи, и он спал. Говорили ворчливым тоном, но при этом осторожно и ласково касались, что-то проверяя и поправляя — прямо как госпожа Лика, только откуда тут взяться госпоже Лике, госпожа Лика далеко, а он здесь, ни живой, ни мёртвый.

Или всё же живой? На тени не похоже. Глаза не открываются. Ну и ладно. Потом.

Потом наступило, Жиль пошевелился — больно, открыл глаза… успел увидеть метнувшуюся прочь рыжеволосую тень. Неужели? Он даже вдохнуть смог не сразу, но… Магический свет, лицо госпожи Бранвен. Она поддерживает его голову и даёт напиться.

— Пришёл в себя? Это хорошо. Теперь спи, просто спи.

И он спал, и даже во сне ничего не видел. Но когда проснулся, вокруг всё было залито светом из большого окна. За изголовьем постели кто-то завозился и встал.

Ярко-рыжие волосы совсем не походили на пушистые пряди рыжехвостой Катрин, и глаза были не цвета моря, а цвета неба над морем в ясный летний день, синие-синие. Дева красива, но… не та.

— Проснулся, — изумилась дева. — Лежи, не шевелись, не велено тебе пока ещё шевелиться. Сначала я посмотрю.

Она и впрямь смотрела, и ещё касалась — легко-легко, самыми кончиками пальцев, будто пёрышками какими. Кати высокая для девчонки, а эта — ещё выше. Дочка белой совы, что ли?

— Ты кто? — Жиль попытался улыбнуться, так, на всякий случай.

— Я Крейри, дочь Бранвен, — улыбнулась она в ответ.

— Жиль де Риньи, — он попробовал поклониться, лёжа вышло плоховато. — А ты тоже… сова?

— Конечно, — кивнула девчонка, будто это вообще самое обычное дело — когда ты сова. — А ты — вправду некромант?

— Да, но я таким уродился, — пожал плечами Жиль.

— Как и я, — кивнула она.

— Ты целитель? — спросил он, чтобы спросить что-нибудь.

— Говоря вашими словами, в нашем народе все целители. И я вижу, что ты ещё недостаточно окреп для того, чтобы подниматься на ноги.

— Но мне кажется, я смогу встать, — попытался он возразить. — Мне нужно дать знать о себе.

— Твои люди всё сделали, — сообщила сова. — Сейчас я позову их… ненадолго, и принесу питьё. Ты выпьешь его, и снова будешь спать.

Она вышла — скрипа дверей не было слышно, но послышались возгласы, а затем шаги, более тяжёлые, чем у девы-совы. Виаль?

— Господин Жиль! Вы пришли в себя! — Виаль был громок и многословен, он говорил о том, что уже передумал всякое, и о том, как он госпоже Жийоне скажет, и как госпожа Жийона потом это переживёт, и переживёт ли, и что-то ещё. Он потрогал Жиля, чтобы убедиться — тёплый и шевелится, и сел на лавку рядом.

Следом за Виалем протиснулся Ганс.

— Мастер Жиль, как хорошо-то! Вы пять дней пролежали без сил и в беспамятстве! Вчера госпожа Бранвен сказала — если сегодня не очнётесь, дело плохо. А вы очнулись!

— Что с Оливье?

— Спит! Он позавчера встал на ноги, а так тоже лежал без движения!

Хорошо, хоть жив.

— Что-нибудь слышно снаружи? Мы вообще где?

— Мы вообще в доме госпожи Бранвен. Я-то думал, что она, раз сова, живёт в дупле, большом таком, а у неё прямо настоящий дом, удобный и очень красивый, — сообщил Ганс. — Только он странный — здесь нигде нет теневых путей. Никаких. Госпожа Бранвен сказала — выйти на улицу, если надо, там будут. И… до нашей наружи далеко. Они говорят — это уже территория скоттов.

— И как нас сюда занесло? — не понял Жиль.

— У них тоже есть свои волшебные пути, — отмахнулся Ганс. — Я толком и не помню, если честно.

Жиль глянул на Виаля — но тот тоже покачал головой.

Дева Крейри вернулась с госпожой Бранвен.

— Проснулся, очень хорошо, — довольно кивнула старшая сова. — Только сейчас выпьешь снадобье, и будешь спать дальше. Тебе сейчас чем больше спать — тем лучше.

— Мне надо… дать знать.

— Кому? — она остро глянула на него. — Рональд Морни с остатками своих людей на пути в столицу, а больше никто не знает о вашей стычке. Полагаю, он станет списывать всё на разбойников.

— Куда там, — зло усмехнулся Жиль, припоминая детали. — Я ему должен был оставить отметину, никакой разбойник так не сможет, если ему не подвластна наша сила.

Бранвен согласно кивнула, откинула простыню, осмотрела Жиля, легко коснулась повязок, что-то там себе поняла. Потом взяла у Крейри кубок и напоила Жиля кисло-сладким питьём.

— Ему придётся объяснить, где он заработал такое украшение, — веско сказала она. — В столице есть и люди, и нелюди, способные понять, что это. Но это потом, ясно? Сегодня ещё спать и восстанавливать силы.

— Сколько мы ещё можем пользоваться вашим гостеприимством, госпожа? — спросил Жиль.

Не то, чтобы он опасался оказаться на улице, но нужно представлять, что к чему.

— Сколько потребуется, — ответила госпожа Бранвен. — Вы все сделали в Телфорд-Касле хорошее дело, а они там мне хоть дальняя, но родня. А Рональд Морни сотворил такое, что не прощается. Ты хоть знаешь, почему он на тебя напал?

— Эммм… предполагаю, — уклонился Жиль от ответа.

Рыжехвостую здесь поминать ни к чему, подумал он.

— Ну и ладно, разберёшься. Пойдёмте, господин Виаль, расскажете мне ещё про тёплое море, весну и… как вы сказали? Гранаты.

Они ушли, уже хотелось спать, но Жиль остановил Ганса.

— Скажи, это ты нас вытащил?

— Э… я, да. Подумал — что-то долго вас нет, а вы были не то, чтобы здоровы.

О да, после того, как раскидал в безнадёжном бою три десятка простецов, можно быть немного нездоровым, усмехнулся про себя Жиль, а вслух сказал:

— Спасибо тебе. Ты молодец, хорошо сообразил, я сам и вправду мог не выбраться.

Ганс потупился.

— Ну я… я подумал, что… в общем, мало ли, вдруг не хватит сил вынырнуть самому. Лорд Рон-то хоть бы там и остался, невелика потеря.