ей в лоб — вероятно, выступающие кости Врана. Что-то новенькое — раньше такого не было. Бедный — конечно, едва ли набранная им молодёжь была способна поймать и вылезшего из норы крота, а не дававшие ему покоя предки способствовали желанию поесть. Ничего, Бая это исправит.

— Хватит, — говорит Вран беспомощно. — Бая. Прекрати. Это не весело. Это совсем не весело. Ты смеёшься сейчас над своей разрушенной жизнью. Ты смеёшься сейчас над тем, что я снова украл у тебя, а ты и не заметила — твоё племя. Твоё племя, от которого ты отказалась из-за меня. Твоему племени сейчас совсем не до смеха — твоё племя плачет горькими слезами из-за твоего ухода, и только ты в силах заставить их снова улыбнуться…

Кажется, слёзы вот-вот пойдут из глаз Баи. Или уже идут. Бая смеётся ещё сильнее — Бае кажется, что это уже невозможно, но смех не отпускает её, от смеха трясётся всё её тело, и, возможно, вечный лес окажется к ней куда ближе, чем она предполагала — она просто этого не выдержит.

— Прости меня, Бая, — меняет подход Вран — и в одно мгновение меняется его голос, становясь вкрадчивым, глубоким и проникновенным. Нет, Вран сделал это зря. Очень, очень зря.

Но Вран не сдаётся.

— Прости меня, Бая, — повторяет он громче — потому что едва голос едва пробивается сквозь баин смех. — Прости меня за всё, что я сделал. Прости за всё, что я натворил — и прости за то, что я никак не могу это исправить. Но есть одна вещь, которую я могу сделать, чтобы всё не стало ещё хуже: уйти. Ты и сама этого хочешь, Бая. В глубине твоего сердца, твоего умного, всегда делающего правильный выбор сердца живёт это желание — сделать правильный выбор и сейчас. Признать, что ты поспешила. Поторопилась. Рассерчала на своё племя — но на самом деле оно тебе очень дорого, и ты не можешь его бросить. Нет, нет, ни в коем случае. Прости меня, Бая. Прости меня за то, что я вновь ухожу — но я должен. Прости и прощай.

Вран пытается сделать шаг — но, разумеется, Бая его не отпускает. Вран дёргается раз. Ещё раз. Ещё. Вран дёргается довольно упорно — но и Бая держит его так же упорно.

— Прости и прощай, — упрямо повторяет Вран.

Как же ему понравилось это «прости и прощай».

— Прощаю и прощаю, — выдыхает Бая, всё-таки сжалившись над ним и сдерживая новый порыв смеха. Бая даже открывает глаза — нет, ни тени улыбки на его лице. Похоже, Вран и впрямь твёрдо вознамерился уйти. Кто бы его ещё отпустил. — Прощаю снова и снова, Вран. Тебе не нужно просить меня дважды — я прекрасно понимаю и с первого раза.

— Нет, — говорит Вран. — «Прощай» — это значит… «пока».

У Баи вновь начинают предательски подрагивать губы.

— Вот как, — говорит она. — «Пока». Никогда бы не подумала. Нет, Вран, я не готова прощаться с тобой. Только прощать.

— И очень зря, — негромко говорит Вран.

Бая закатывает глаза.

— Хватит, Вран. Хватит этих пустых слов — мы же оба знаем, что твоим словам нельзя доверять. Помнишь, ты говорил о шансе, который я дала тебе однажды и который ты так милостиво мне вернул? Вот тебе ещё один шанс, Вран. И ещё один, и ещё, и ещё — забери все эти шансы сразу, чтобы мы не возвращались больше к этому разговору. Расскажи мне лучше что-нибудь хорошее. Как ты думаешь, Искра правда беременна?

— «Хорошее»? — тянет Вран. — Бая, при всём уважении к твоей семье, я бы не стал называть детей твоей сестры чем-то «хорошим». И уж точно не в том случае, если они встанут во главе племени…

Бая усмехается.

— Хватит врать, Вран, — говорит она. — Ты никогда не уважал мою семью.

— Ну, — вздыхает Вран, — только одного её члена, красавица.

— Спасибо, красавец, — отвечает Бая. — Но постарайся проникнуться уважением и ко второму — ему ещё обрабатывать твою новую рану.

— Сделаю всё, что в моих силах, — отвечает Вран. — Но ничего не обещаю.

— И хорошо, — говорит Бая.

И хорошо, что Сивер отворачивается обратно к реке, сплёвывая прямо в неё — потому что Бая притягивает Врана к себе, накрывая его губы своими, и ей совсем не хочется делать это под взглядом брата. Хотя она бы всё равно сделала.

И хорошо, хорошо, и Бае очень хорошо.

Наконец-то — хорошо.