Я наклонился и взял камешек.

– Эта галька напоминает мне белые и черные камешки для игры в го, их располагают ка поле, состоящем из трехсот шестидесяти одной клетки.

Камешек был красноватым от раздавленной на нем стрекозы. Эта галька и страшные, похожие на человеческие внутренности облака навеяли воспоминания о мучительной смерти Нацуко. Она умерла в 1939 году, двадцать один год назад, от язвенного кровотечения.

По всем приметам пребывание в Атами не сулило нам ничего хорошего. И в подтверждение этому на гостиничную стоянку въехала роскошная серебристая спортивная машина, и из нее вышли мои соседи по дому в Магоме: молодой биржевой маклер Мацуи Кендзи и его жена Аяко. Мацуи Кендзи обожал гонки на спортивных машинах, и моя жена Йоко разделяла его страсть. Ее увлечение было настолько серьезным, что она попросила меня дать ей письменное разрешение на участие в гонках. Я отказался это сделать, и мы поссорились. Это был самый серьезный конфликт за все годы нашего брака.

– А как же наш уговор, даннасама[25]? Вы забыли, что обещали мне не ущемлять мою свободу? Вы говорили: «Я – не ортодоксальный японский муж», – напомнила мне Йоко, пытаясь имитировать мой голос. – А теперь вы запрещаете мне невинное хобби! Я должна была сразу догадаться, зачем я вам нужна. Вы хотели только одного: чтобы брак сделал вас в глазах общества более респектабельным. Неужели вы испугались, что я составлю вам конкуренцию и обо мне заговорят так, как заговорили о вас, когда вы занялись боевыми искусствами и стали позировать фотографам нагишом на нашей террасе средь бела дня?

К моему позору, я тогда одернул Йоко:

– Молчи, женщина. Или ты хочешь, чтобы нас услышала моя мать?

– Я действительно очень хочу, чтобы она нас услышала! – воскликнула Йоко.

Она была очаровательна в гневе. Йоко вообще очень красива. Но у нее есть один недостаток. У моей жены напрочь отсутствует воображение. Ее желания бедны и банальны. Ее совершенно не интересует поэзия, но увлекают гонки на спортивных автомобилях. Однако задетое самолюбие заставляет ее порой возвыситься до вершин настоящей патетики и выражать свои чувства в поэтической форме.

В своих семейных неурядицах я обвинял Мацуи Кендзи и после ссоры с женой стал избегать его. И вот теперь он стоял передо мной рядом со своей шикарной машиной и делал вид, что ничуть не удивлен, увидев меня здесь с другой женщиной. Его жена, напротив, не могла скрыть своего изумления. Взгляд Мацуи был прикован к букету лилий, который Кейко держала в руках. Может быть, он догадался, для чего они предназначались? По иронии судьбы Мацуи Кендзи был потомком генерала Мацуи Иванэ, главнокомандующего японскими вооруженными силами в Центральном Китае. Это он устроил резню в Нанкине и заслужил прозвище «нанкинского мясника». Мацуи Иванэ был одним из семерых повешенных союзниками военных, и табличка с его именем тоже находилась в высокогорном святилище Атами.

Узнав друг друга, мы сначала смутились, а затем инстинктивно поклонились друг другу.

– Кто это? – спросила Кейко.

– Внучатый племянник генерала Мацуи.

– И поэтому вы побледнели, как призрак?

– Я чувствую себя пойманным за руку вором.

– Почему? Потому что вы отняли у меня мои драгоценные фарфоровые статуэтки?

В окне забрезжил рассвет. Лучи восходящего солнца осветили фарфоровые фигурки и Кейко, которая теперь больше походила на утомленную женщину, нежели на прекрасное мифическое существо. Стоявшие в вазе желтые лилии уже начали вянуть.

Кейко протянула мне свою сигарету и стакан виски.

– Обычно я не завтракаю виски и никотином, – сказал я, однако все же взял предложенные сигарету и стакан.

– Вы заслужили это. Я наблюдала за вами в течение двух часов и, признаюсь, испытывала зависть. Ваша сосредоточенность потрясает. Я видела, что вы все это время не отрывали пера от бумаги, писали не останавливаясь, не делая исправлений.

– Писать быстро и без помарок было для меня когда-то насущной необходимостью. А затем перешло в привычку. Кстати, вы – первый человек, который видел, как я работаю. Даже моя мать никогда не наблюдала за тем, как я пишу. Она обычно раскладывала на столе письменные принадлежности, бумагу, ручки, чернила и ставила рядом чашку чая. Но когда я наконец садился за стол, она удалялась из комнаты.

– Значит, я удостоилась невероятной чести, которой не удостаивалась даже ваша мать.

Я почувствовал в ее словах скрытый сарказм.

– А теперь я хочу сообщить вам кое-что интересное, – продолжала Кейко. – В этом номере до вас уже однажды останавливался писатель. Правда, это скорее был писатель по необходимости, чем по призванию. Он жил здесь, а также во многих других скромных гостиницах летом и зимой 1944 года, в период работы над своим шедевром. В поездки он брал с собой красивых молодых спутников и спутниц, весь вечер кутил с ними, а затем, когда они засыпали, садился работать.

– О ком вы говорите?

– О принце Коноэ Фумимаро, потомке знатного рода, которому принадлежало Кюсю. Коноэ из клана Фудзивара были регентами, правившими Японией от имени императора с девятого столетия. В 1944 году, когда Его величество обдумывал планы отречения от трона, именно принц Коноэ, как личный советник императора, осматривал храм Ниннадзи в Киото, куда император намеревался удалиться после отречения.

– Принц Коноэ всегда преследовал одну цель – сохранить императорскую власть.

– Именно с этой целью принц Коноэ, глава фракции мира, задачей которой было подготовить и провести переговоры об условиях капитуляции и ценой поражения спасти страну, взялся писать мемуары.

– Я знаю, о каком шедевре вы говорите, хотя сам не читал его.

– Эти мемуары – чистой воды вымысел, они были составлены на основе фальшивых дневников и государственных документов. Их цель состояла в том, чтобы убедить американцев в существовании в правительстве группы умеренных либералов, которые будто бы вели борьбу с кликой военных экстремистов. Кроме того, американцы должны были поверить в наличие разногласий в среде самих военных, в существование междоусобной вражды между фракцией «Удара по Северу», целью которой являлась война с коммунистической Россией, и фракцией «Удара по Югу», которая стремилась к конфронтации с США и их союзниками-колонизаторами стран Юго-Восточной Азии. В той части мемуаров, которая была посвящена Его величеству, принц подробно описывает все заговоры, экстремистские мятежи и попытки государственных переворотов в 1930-х годах, которые дестабилизировали обстановку в стране, были направлены против деятельности умеренных либералов и мешали Его величеству предпринять шаги по достижению мира. Но главной и наиболее смелой мыслью, выраженной в этих мемуарах, была мысль о существовании коммунистического заговора, направленного на разжигание милитаристских настроений в обществе. Принц Коноэ утверждал, что красные тайно создавали условия для массового недовольства и революции, которая должна была неизбежно вспыхнуть после военного поражения Японии.