— Вы бледны, как мел, — сказала герцогиня со злобной улыбкой. — Сейчас у вас будет… Любопытно, что вы единственный человек, которому удалось пробудить во мне чувство жалости.

Затем, как бы приняв решение для себя, она сказала:

— Нет, я не хочу, чтобы вы читали слова любви, адресованные мне… Они могут окончательно прикончить вас. Мне хочется вас пощадить.

И она нагнулась, чтобы сжечь записку.

Но, опередив ее, Анжелика разогнулась, как пружина, схватила соперницу за руку и вырвала письмо.

— Тигрица! — крикнула Амбруазина.

Она с испугом взглянула на запястье, где выступили капли крови — так глубоко впились ей в руку ногти Анжелики.

«Сжигая это письмо, она хотела обречь меня на вечное сомнение, — думала Анжелика, — на вечное незнание того, что на самом деле он написал ей».

Анжелику била такая дрожь, что ей пришлось сделать паузу, прежде чем вчитаться в слова, которые танцевали у нее перед глазами.

По реакции Амбруазины она поняла, что содержание записки должно быть совершенно безобидным. И в самом деле, в ней оказались математические формулы и цифры.

Анжелика перенесла испытание так тяжело, что даже убедившись в лживости Амбруазины, она не почувствовала облегчения.

— Значит, и на этот раз, — сказала она, глядя на герцогиню, — и на этот раз вы хотели обмануть меня… Никогда вы не получали от него любовного послания… Еще одна из ваших гнусных комедий! Вы или попросили его написать эти строки под каким-то предлогом, или просто выкрали этот листок у него в Голдсборо, как вам удалось выкрасть мой плащ. Вы рыскали повсюду, расставляли свои сети, но ваши уловки слишком примитивны…

За окном пропел петух. Наступал новый день. Амбруазина осторожно поглаживала исцарапанную руку.

— Вы неслыханно злы и грубы, — сказала она.

Она попятилась к двери, с тревожным и в то же время дерзким выражением на лице, которое она умела принять, когда не получалось то, чего она хотела…

— Не смотрите на меня так. Ваши глаза преследуют меня. Когда вы умрете, я выколю их.

Обессиленная Анжелика забаррикадировала дверь и рухнула на кровать. Как тяжелы эти встречи с Амбруазиной! Каждая из них, как едкая кислота, подтачивала силу ее сопротивления. «В следующий раз.., я больше не выдержу.., больше не смогу вытерпеть ее…» Отныне весь апломб Виль д'Авре, его чисто французская бравада в стиле маркиза с кружевными манжетами не помогут ей вырваться из сатанинских тисков.

Замаскированная Дьяволица с обворожительным лицом, как в вихрях ветра, то надвигалась на нее, то отлетала. Какой кошмар! Какой символ! Вечный враг бродил у ее кровати, стараясь подобраться к крепости, где она хранила свою любовь — к ее сердцу. Однажды уже проклятые легионы все истребили.

Она дрожала от лихорадки. Голова шла кругом. Когда-то она обещала Колену: «Не бойся, я никогда не сойду с ума!» И вот сейчас Дьяволица привела ее на грань гибели. Анжелика вздрогнула: «Нет, я не отдам тебе это, гадкое создание, нечистый дух!» Держа в руках смятый листок, испещренный кабалистическими знаками, она не чувствовала облегчения. Страх ее был слишком глубок. Сейчас он наложился на долгие годы прежнего страха, с которым были связаны давнишние имена, совершенно неожиданно, как во сне, произнесенные Амбруазиной: сыщик Дегре, особняк Ботрейи, маркиза дю Плесси-Белльер.., таинственно исчезнувшая прекрасная маркиза, — она сама — оказавшаяся теперь в жалком домике в Америке, вынужденная рисковать жизнью, как если бы судьба предопределила, что ее земной путь будет путем одних только вызовов, вечных вызовов.

Все сошлось в одной точке. Это было похоже на шары из колючек. Вот они, гонимые ветром вдоль берега моря, сцепляются друг с другом, растут и катятся прямо на нее. А вокруг целый каскад образин: Белолицый, Одноглазый, Хмурый, Невидимка — восемьдесят легионов!..

— Мадам де Пейрак! Мадам де Пейрак!

Кто-то барабанил в дверь, ее звали женские голоса. Она с трудом вышла из тяжелого оцепенения и, шатаясь, дошла до двери открыть засов, на который она заперлась после ухода Амбруазины.

Солнце уже стояло высоко. Было очень жарко. Сначала ее затуманенному взору показалось, что на пороге стоят два древесных ствола, а между ними маковый цветочек, но постепенно она начала различать высокорослую Марселину и ее дочь Иоланду, которые держали за руки Херувима в красном колпачке.

— А вот и мы, — радостно сказала Марселина, — мы так тревожились за вас, что решили с Иоландой навестить вас здесь, на восточном побережье.

Они вошли и закрыли за собой дверь.

— По правде сказать, я получила письмо от мадам Берн, вашей подруги из Голдсборо. Она просила меня позаботиться о вас. Писала, что у нее возникло предчувствие, будто вы находитесь в опасности. Судя по вашему виду, госпожа графиня, мне кажется, что она не ошиблась.

— Я заболела, — прошептала Анжелика.

— Вижу, моя бедненькая. Но теперь не беспокойтесь, я с вами. Ложитесь в постель, сейчас начну, вас лечить!..

Милая Абигель! Приезд Марселины, которая немедленно принялась чистить овощи для супа, очень ободрил Анжелику.

— Вы простудились. На побережье это случается постоянно. Здесь гнилой климат. Днем жара, а ночью — ледяной туман. Недаром все тут у вас кашляют и сипят…

Оповещенный о гостях Анжелики маркиз, завидя Иоланду и Херувима, воздел руки к небу.

— Несчастная, — воскликнул он, обращаясь к Марсе-лине, — как вы рискнули взять такого впечатлительного ребенка и такую чистую девушку и привезти их в этот вертеп. Я едва осмеливаюсь говорить об этом, но нас здесь буквально осаждают демоны.

— А мы не боимся демонов! — ответила Марселина, сажая Херувима на колени. — Не могла же я оставить ребеночка одного. Он бы наделал много глупостей. Что же касается демонов, то этот малыш, возможно, уже заслужил себе место в их хороводе. А Иоланда способна оглушить ударом своего кулачка самого сатану. Правда, Иоланда? Не беспокойтесь за нас, губернатор. А как же вы сами оставили без ухода мадам де Пейрак? Ведь она больна. Как нехорошо с вашей стороны…

— Я был готов лечить ее, но она не согласилась… — вздохнул Виль д'Авре. — Знатным дамам не хватает простоты.

Ветер явно менялся в лучшую сторону. В присутствии Марселины, высоченной женщины с громовым голосом, Амбруазине будет труднее распространять свой яд.

Настроение улучшилось еще больше, когда к вечеру в порт вошел иностранный корабль, и с него на берег сошел капитан баскских гарпунщиков Эрнани д'Астигуерра с частью своего экипажа. В их сети попал китенок, и бретонские рыбаки вот уже второй день пытались высвободить его. Это событие очень взволновало их, и они буквально атаковали басков за промысел в их водах. Посыпались оскорбления, и в басков даже полетели камни.