– О, – сказал Моллар, – в Юпитер?

– Да. – Быков помолчал, ощупывая синяк на лбу. – Отражатель разбит. Контроль отражателя разбит. В корабле восемнадцать пробоин.

– Гореть будем? – быстро спросил Дауге.

– Пока не знаю. Михаил считает. Может быть, не сгорим.

Он замолчал. Моллар сказал:

– Пойду почиститься.

– Погодите, Шарль, – сказал Быков. – Товарищи, вы хорошо поняли, что я сказал? Мы падаем в Юпитер.

– Поняли, – сказал Дауге.

– Теперь мы будем падать в Юпитер всю нашу жизнь, – сказал Моллар.

Быков искоса глядел на него, не отрываясь.

– Х-хорошо ска-азано, – сказал Юрковский.

– C’est le mot[19], – сказал Моллар. Он улыбался. – Можно… Можно я все-таки пойду чистить себя?

– Да, идите, – медленно сказал Быков.

Моллар повернулся и пошел из кают-компании. Все глядели ему вслед. Они услышали, как в коридоре он запел слабым, но приятным голосом.

– Что он поет? – спросил Быков. Моллар никогда не пел раньше.

Дауге прислушался и стал переводить:

– «Две ласточки целуются за окном моего звездолета. В пустоте-те-те-те. И как их туда занесло. Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды. Тра-ля-ля. И какое вам дело до них». Что-то в этом роде.

– Тра-ля-ля, – задумчиво сказал Быков. – Здорово.

– Т-ты п-пе-ереводишь, к-как ЛИАНТО, – сказал Юрковский. – «С-сиганули» – ш-шедевр.

Быков поглядел на него с изумлением.

– Ты что это, Владимир? – спросил он. – Что с тобой?

– З-заика н-на-а всю жизнь, – ответил Юрковский, усмехаясь.

– Его ударило током, – сказал тихо Дауге.

Быков пожевал губами.

– Ничего, – сказал он. – Не мы первые. Бывало и похуже.

Он знал, что хуже еще никогда не бывало. Ни с ним, ни с планетологами.

Из полуоткрытого люка раздался голос Михаила Антоновича:

– Алешенька, готово!

– Поди сюда, – сказал Быков.

Михаил Антонович, толстый и исцарапанный, ввалился в кают-компанию. Он был без рубашки и лоснился от пота.

– Ух, как тут у вас холодно! – сказал он, обхватывая толстую грудь короткими пухлыми ручками. – А в рубке ужасно жарко.

– Давай, Михаил, – нетерпеливо сказал Быков.

– А что с Володенькой? – испуганно спросил штурман.

– Давай, давай, – повторил Быков. – Током его ударило.

– А где Шарль? – спросил штурман, усаживаясь.

– Шарль жив и здоров, – ответил Быков, сдерживаясь. – Все живы и здоровы. Начинай.

– Ну и слава богу, – сказал штурман. – Так вот, мальчики. Я здесь немножко посчитал, и получается вот какая картина. «Тахмасиб» падает, и горючего, чтобы вырваться, нам не хватит.

– Ясно даже и ежу, – сказал Юрковский.

– Не хватит. Вырваться можно только на фотореакторе, но у нас, кажется, разбит отражатель. А вот на торможение горючего хватит. Вот я рассчитал программу. Если общепринятая теория строения Юпитера верна, мы не сгорим.

Дауге хотел сказать, что общепринятой теории строения Юпитера не существует и никогда не существовало, но промолчал.

– Мы уже сейчас хорошо тормозимся, – продолжал Михаил Антонович. – Так что, по-моему, провалимся мы благополучно. А больше сделать ничего нельзя, мальчики. – Михаил Антонович виновато улыбнулся. – Если, конечно, мы не исправим отражатель.

– На Юпитере нет ремонтных станций. Это следует из всех теорий Юпитера. – Быкову хотелось, чтобы они все-таки поняли. До конца поняли. Ему все еще казалось, что они не понимают.

– Какую теорию строения ты считаешь общепринятой? – спросил Дауге.

Михаил Антонович пожал плечиком.

– Теорию Кангрена, – сказал он.

Быков выжидающе уставился на планетологов.

– Ну что ж, – сказал Дауге. – Можно и Кангрена.

Юрковский молчал, глядя в потолок.

– Слушайте, планетологи, – не выдержал Быков, – специалисты. Что будет там, внизу? Вы можете нам это сказать?

– Да, конечно, – сказал Дауге. – Это мы тебе скоро скажем.

– Когда? – Быков оживился.

– Когда будем там, внизу, – сказал Дауге. Он засмеялся.

– Планетологи, – сказал Быков. – Спе-ци-а-лис-ты.

– Н-надо рассчитать, – сказал Юрковский, глядя в потолок. Он говорил медленно и почти не заикался. – Пусть М-михаил рассчитает, на какой глубине к-корабль перестанет проваливаться и повиснет.

– Интересно, – сказал Михаил Антонович.

– П-по Кангрену давление в Юпитере р-растет быстро. П-подсчитай, Михаил, и выясни г-глубину погружения, д-давление на этой глубине и силу т-тяжести.

– Да, – сказал Дауге. – Какое будет давление? Может быть, нас просто раздавит.

– Ну, не так это просто, – проворчал Быков. – Двести тысяч атмосфер мы выдержим. А фотонный реактор и корпуса ракет и того больше.

Юрковский сел, согнув ноги.

– Т-теория Кангрена не хуже других, – сказал он. – Она даст порядок величин. – Он посмотрел на штурмана. – М-мы могли бы п-подсчитать сами, но у тебя в-вычислитель.

– Ну конечно, – сказал Михаил Антонович. – Ну о чем говорить? Конечно, мальчики.

Быков попросил:

– Михаил, давай сюда программу, я прогляжу, и вводи ее в киберштурман.

– Я уже ввел, Лешенька, – виновато ответил штурман.

– Ага, – сказал Быков. – Ну что ж, хорошо. – Он поднялся. – Так. Теперь все ясно. Нас, конечно, не раздавит, но назад мы уже не вернемся – давайте говорить прямо. Ну, не мы первые. Честно жили, честно и умрем. Я с Жилиным попробую что-нибудь сделать с отражателем, но это… так… – Он сморщился и покрутил распухшим носом. – Что намерены делать вы?

– Н-наблюдать, – жестко сказал Юрковский.

Дауге кивнул.

– Очень хорошо. – Быков поглядел на них исподлобья. – У меня к вам просьба. Присмотрите за Молларом.

– Да-да, – подтвердил Михаил Антонович.

– Он человек новый, и… бывают нехорошие вещи… вы знаете.

– Ладно, Леша, – сказал Дауге, бодро улыбаясь. – Будь спокоен.

– Вот так, – сказал Быков. – Ты, Миша, поди в рубку и сделай все расчеты, а я схожу в медчасть, помассирую бок. Что-то я здорово расшибся.

Выходя, он услышал, как Дауге говорил Юрковскому:

– В известном смысле нам повезло, Володька. Мы кое-что увидим, чего никто не видел. Пойдем чиниться.