– Слушай, шеф, вот тебе десять рублей на завтрашнюю опохмелку, а сейчас вызови «скорую»! На лестничной площадке лежит мужик. Боюсь, что у него инфаркт. Только никому ни слова, что это я тебе сказал, а то люди удивятся, почему я сам «скорую» не вызвал. Просто, знаешь, у меня сейчас в номере женщина… Времени нет. Давай, действуй! Сболтнешь – пеняй на себя. Посадить тебя или шею сломать повод всегда найдется. Понял?

– Понял, понял, товарищ следователь!

До приезда «скорой» я тихо стоял в темноте, злясь на медлительность врачей. Они появились только минут через сорок. Впереди шла бригада с носилками, слышались их громкие голоса.

– Какой инфаркт? – жаловался фельдшер. – Мужик мертвецки пьян! Ему вытрезвитель нужен, а не больница! Ладно, раз уж приехали, забросим его туда, не оставлять же здесь.

Наконец-то можно отправляться спать! Уже глубокая ночь, скоро утро… Мне снилось, как мы с Мари и ребенком гуляем по набережной Сены. Потом Мари вдруг сменила девочка-подросток из военного госпиталя. Утром, вспоминая свои сны, я никак не мог объяснить себе, что бы это могло значить. Почему я так часто вспоминаю маленькую девочку, которую видел всего два раза, и то не больше пяти минут? Должно быть, просто странные игры воображения.

* * *

В воскресенье, уже к полудню, после пробежки и часовой физзарядки, спустился в буфет позавтракать. Встретил там моих друзей-кавказцев. Мы как раз заговорили о том, что, по-видимому, с новым начальником будет сложнее работать, когда в буфет вошла Раида Мирзоевна.

– Ну-ка, что тут обсуждает наша кавказская братва? – весело обратилась она к нам.

– Присоединяйтесь и все узнаете! Что вам заказать, Раида Мирзоевна?

– Раз уж ты такой любезный, Давид, закажи мне яичницу с беконом и чай. Спасибо. Какой у тебя чудесный мальчик! О жене я и не говорю. Такая девушка, слов нет! И, похоже, очень гордая и правильная.

– Да, вы правы. Жаль, что этот подлец Коробко испортил вечер.

– Не припомню, чтобы я видела его вчера. Да, ребята, слышали новость? – оживилась женщина. – Ночью «скорая» увезла Коробко в вытрезвитель.

– Вот тебе и на! Нехорошая, конечно, новость для нашей группы, особенно если история получит огласку, но в России таким никого не удивишь, даже если в вытрезвитель попадает алкоголик-следователь.

* * *

С Ольгой Викторовной мы договорились встретиться у входа в театр в половине седьмого вечера. За час до условленного времени я вышел из номера, на улице взял такси. Таксист посоветовал мне цветочный магазин, где я сумел найти неплохой букет, привезенный с юга. В точно назначенный срок, минута в минуту, подошла Ольга Викторовна – на высоких каблуках, в плаще.

– Зря ты взял букет, Давид, мы обращаем на себя излишнее внимание. Потом еще придется возвращаться с ним в гостиницу…

– Думаю, лучше подарить букет артисту, который вам понравится.

Публика, как и везде в Стране Советов, была бесцветной, одетой однообразно и тускло, без особого вкуса. Только женщины вносили какое-то цветовое разнообразие в общую темно-серую мужскую массу. Ольга Викторовна старалась не выделяться, и, пожалуй, лишь независимо-уверенная манера держаться и строгая интеллигентная внешность говорили о ее внутренней самооценке и социальном положении. До конца спектакля мы обменялись всего несколькими короткими репликами. Я старался не коснуться ее ненароком, поэтому не клал руку на подлокотник.

– Ольга Викторовна, спектакль скоро закончится. Кому вы решили подарить букет?

Женщина не отрывала глаз от сцены, но я чувствовал, что она глубоко задумалась о чем-то своем.

– В Москве они играли лучше. Здесь вышли вторым составом, хотя в афише были объявлены другие имена. Жалко букета. Никому не подарю, разочарована.

– Еще очень рано, еще и девяти нет. Может, посидим где-нибудь за бокалом вина?

– Можно, если знаешь подходящее место.

Мы вышли из театра. Было по-весеннему тепло и сухо. Мы неспешно бродили по улицам и, не найдя ничего подходящего, вернулись в гостиницу.

– Ольга Викторовна…

– Ольга, – поправила меня она. – Кстати, ты в курсе, что вчера случилось с Коробко? – женщина посмотрела на меня внимательным изучающим взглядом.

– Случайно услышал в буфете, не помню от кого.

– Можно сказать, что тебе – нам, – исправилась она, – определенно повезло. Тем не менее жаль этого несчастного. Не сомневаюсь, что в системе прокуратуры его не оставят. В крайнем случае, переведут во вспомогательную службу.

– А знаете, я предлагаю посидеть у меня в номере, – сменил я тему разговора. – Он в другом крыле гостиницы, в той стороне никто не бывает. У меня найдется, что выпить, еще есть фрукты.

– Тогда купи внизу сухое белое вино и плитку шоколада. Дай мне ключи, я пойду вперед, подожду тебя в номере.

* * *

Через десять минут мы сидели в моем скромном номере в легких креслах возле небольшого столика. Я включил торшер, и от его приглушенного света сразу стало уютнее и теплее.

– Бывают дни, когда человек анализирует свою жизнь и хочет с кем-то поделиться, – начала Ольга. – Ты не самый лучший собеседник с учетом твоего возраста и жизненного опыта, но я чувствую к тебе некую внутреннюю симпатию и доверие, поэтому хотела бы, чтобы ты меня выслушал. Неважно, что ты подумаешь обо мне, что посоветуешь. Через месяц-два мы разойдемся и вряд ли еще встретимся в этой жизни.

– Ольга, последний пункт мне активно не нравится!

Она слабо улыбнулась и пригубила вино.

– Еще несколько дней назад я думала, что у меня вся жизнь впереди. Но приход весны и, как ни странно, встреча с тобой, новым для меня человеком, принадлежащим к другому поколению, заставили меня думать иначе. Сейчас объясню, что я имею в виду. С тобой я начала чувствовать свой возраст. Я будто бы еще совсем не старая женщина, но уже и не молодая. А в душе у меня столько нерастраченных чувств, столько неисполненных желаний! Я уже скоро шестнадцать лет в браке. Все завидовали, когда я вышла замуж за молодого красивого морского офицера. Ему было двадцать пять лет, мне двадцать один, я только окончила университет. Думала, начинается новая, интересная, сверкающая жизнь. Гуляли месяц, может, чуть больше. Потом он ушел в дальнее плавание, а я осталась с его мамой в маленькой двухкомнатной квартирке в Севастополе, куда мы переехали. Как отличница, получила назначение в прокуратуру. Муж вернулся из плавания, когда ребенку было уже два месяца. Через двадцать дней он уехал в санаторий для военных, и я опять осталась с его матерью. Слава Богу, она оказалась нормальной женщиной, правда, со своими причудами. И так прошли шестнадцать лет. Каждую весну я думала, что вот-вот в моей жизни произойдет чудесное обновление, я покончу с этой серой однообразной повседневностью, но увы… Муж уходит в плавание, возвращается раз в год на месяц, лечится в санатории. Он весел, доволен жизнью и не хочет ничего менять. А я продолжаю свой сумасшедший бег по кругу. Сперва детсад, потом школа, на работу, в магазин, стирка, обед, уроки с мальчиком, и так каждый день. В выходные иногда ходим гулять. Ни друзей, ни подруг, только рабочие отношения. Думала, вот сын подрастет, мне станет легче. Когда свекровь скончалась, муж даже на похороны не успел, а через неделю опять улетел на службу. После смерти бабушки мне очень трудно было оставлять мальчика дома одного. С трудом удалось устроить его, двенадцатилетнего, в нахимовское военно-морское училище. Редкие встречи не способствовали нашей близости. Сейчас, уже находясь здесь, я решила во что бы то ни стало забрать его оттуда. Будет трудно, потому что утром я ухожу на работу и возвращаюсь в семь-восемь вечера. Ничего, как-нибудь справимся, найду кого-нибудь, кто будет присматривать за ним днем. Зато сын будет со мной, почувствует, что у него есть семья, а мне не будет так одиноко. Понимаю, что через несколько лет он тоже уйдет в море, как его отец. В любом случае, у него начнется самостоятельная жизнь… И вот новая весна. Я здесь, мой сын в училище, муж в плавании. А что впереди? Старость, мизерная пенсия, одиночество. В сорок пять муж выйдет на пенсию, домой приедет чужой человек. Никакой духовной близости между нами нет. Пустышка! Пьет, хохочет, ест, спит, встает, опять хохочет, опять пьет или спускается во двор забивать «козла», встречается с друзьями, опять выпивает, часто пропадает на охоте или рыбалке. Так проходит его жизнь, так проходит и моя жизнь. Нерадужная перспектива, не так ли? Извини, что нагружаю тебя своими проблемами. Ты молодой, тебе хочется веселиться. А здесь взрослая тетя плачется о своих горестях. Ты почему не пьешь?