– Ничего не понимаю, – отозвался Мишка, – если только… – он покачал головой, но больше ничего не сказал.

А потом в Лешином домишке стало совсем тесно. Явились соседи. И снова ахи да охи, расспросы, предположения. Только от Леши разве чего-нибудь добьешься!

Пока взрослые суетились и бегали туда-сюда, Вовка то и дело посматривал на дверь, не появится ли Григорьев…

Ситуация окончательно зашла в тупик. Теперь Вовка не мог уехать, потому что в поселке оставался абсолютно беззащитный Леша, и остаться не мог, ведь Григорьев взял с него слово…

Григорьев не появился. Зато соседи притащили Леше кое-какую одежду и обувку. У кого-то нашлась телогрейка, у кого-то валенки. Вовкин отец отдал запасной свитер, захваченный из дома.

Все удивлялись, как это Леша сумел добраться до поселка, сходились на том, что его кто-то подбросил, ведь не мог же он пешком топать девять километров. Леша со всеми соглашался и всем кивал. Ему очень нравилось внимание, а особенно обновки. Он надел на себя все, что ему принесли, и счастливо смеялся.

– Его нельзя одного оставлять, – сказал Вовка отцу, – а то опять сбежит.

Сердобольные старушки стали звать Лешу к себе.

А Леша нет-нет да и поглядывал на Вовку, словно хотел что-то сказать, но при всех не решался.

Когда соседи стали потихоньку расходиться, дверь широко распахнулась и впустила Григорьева. Он вошел, обвел взглядом присутствовавших, чуть задержался на Вовке, молча кивнул. Леша, увидев его, забился в угол и там затих.

– Ну что тут у вас? – сурово спросил Григорьев.

Ему стали наперебой рассказывать, он рассказчиков остановил, поморщившись:

– Это я его подобрал на дороге. Смотрю, идет в больничной пижаме…

Кажется, всех удовлетворило такое объяснение.

– А вы, стало быть, не уехали, – он тяжело уставился на Вовку.

– А мы хотели, – Вовка бесстрашно выступил вперед, – только куда же мы уедем, если с Лешей непонятно что? Нам в больнице сказали, что он сбежал, не могли же мы его бросить.

Григорьев выслушал, сверкнул глазами:

– Ничего не случится, – буркнул, – не стоило беспокоиться. Можете спокойно уезжать, – он сделал ударение на слове «спокойно».

– Может, завтра, – задумчиво проговорил Вовкин отец.

– Вот завтра и поезжайте, – поддержал Григорьев, – погода портится, оттепель… Чего тут сидеть…

Григорьев говорил спокойно, но Вовка видел, как он с трудом сдерживает закипающий гнев, как поблескивают желтым его глаза.

«Мы ему мешаем! – думал Вовка. – Он бы с огромным удовольствием убил нас всех прямо сейчас, но сдерживает себя. Почему? Боится? Не такой уж он и всемогущий. Даже если и оборотень, но все-таки живет с людьми, делает вид, что подчиняется человеческим законам. Кто он такой? Откуда взялся? Как стал таким? И чего он добивается? Ясно, огласка ему ни к чему. Не станет он нас убивать, пугает… Это тебе не беззащитного дурачка Лешу в лес затащить. Если бы не мы, никто и не хватился бы. А нас хватятся, понаедут, будут разбираться и разберутся. Нет, Григорьев хочет остаться в тени. Точнее, он хочет, чтоб мы умотали поскорее и не мешали ему. Пугает… Пугает», – уговаривал себя Вовка, но, поглядывая на Григорьева, понимал, этот может убить, и убивал… не раз.

Между тем Вовкин отец предложил оформить Лешу в какое-нибудь специальное заведение, потому что ведь трудно ему одному…

Григорьев против этого начал решительно возражать. Мол, Леша не один, в поселке его любят и пропасть не дадут. А в доме для душевнобольных он точно затоскует и все равно сбежит. Говорил он весьма убедительно. Отец не мог не согласиться.

– Эй, Алешка, айда со мной, – позвал Григорьев.

Леша пискнул что-то, но с места не сдвинулся.

Вовка понял: Леша боится.

Выручил отец, он начал расспрашивать Григорьева о чем-то, о рыбной ловле, охоте… В итоге они вместе вышли на улицу. Остальные потянулись следом. Наконец, в доме остались только Вовка, Мишка и Леша.

Вовка кинулся к дурачку.

– Леша, – горячо зашептал он, – ответь, это Григорьев тебя привез домой?

Леша отрицательно затряс головой. Он все еще испуганно жался.

– Как же ты добрался? – Мишка был явно потрясен.

– Я бежал, – с готовностью ответил Леша.

Друзья переглянулись.

– Я умею быстро бегать, совсем как ты, – попытался объяснить Леша Вовке.

Тот выслушал, даже кивнул, но в голове у него по-прежнему это не укладывалось. Девять километров, в одной пижаме и тапочках, по морозу! Что-то тут не то…

– Я как ты, – настаивал Леша, – а дядька Савка злой!

Вовка насторожился.

– Леша, – осторожно начал он, – а зачем ты с волками убежал?

– Я не убежал, не убежал, – горячо зашептал Леша, – братцы меня спасли! Дядька Савка и его волколаки совсем заели! Зачем, говорит, с Хозяином знаешься?!

Вовка и Мишка слушали его и ничего не понимали.

– Погоди, – попросил Мишка. – Какие братцы?

Леша засмеялся и ткнул в Вовку пальцем:

– Вот он знает…

– Да ничего я не знаю! – возмутился Вовка.

Леша вскочил и запрыгал по комнате:

– Знаешь, знаешь! Волчий Пастырь!

– Ты опять за свое! – прикрикнул Вовка. – Какой еще пастырь?!

Но Лешу было не удержать, он так распрыгался, что упал на четвереньки, закружился, кувыркнулся, полетела в стороны одежда, и вот уже не Леша скачет по комнате, а молодой волк.

– Вовка! – прошептал испуганный Мишка. – Да ведь он тоже! И без ножа обернулся!

Вовка смотрел во все глаза и не верил.

Волк подкатился к нему, лизнул руку и лег на пол, перевернулся на спину, подставил брюхо, как будто просил: «Почеши!»

– Фантастика! – прошептал Мишка.

Вовка присел на корточки и осторожно потрепал волка по животу. Тот взвизгнул от удовольствия.

– Да-а, – протянул Вовка, – час от часу не легче.

– Никогда в жизни… – бормотал Мишка, – ничего подобного…

– Это точно…

– Слушай, а может, они тут все такие? – предположил Мишка.

– Кто – все? – нахмурился Вовка.

– Да жители в поселке, – Мишка разошелся, глаза блестели, – ночью волками рыщут, днем – люди как люди. Ты же видел, как они Григорьева боятся, он тут у них за главного.

Вовка глянул хмуро:

– Еще чего! Выходит, раз мой дед был оборотнем, значит, и бабка Матрена? И родители тоже?

Но Мишку не так-то просто было сбить с толку.

– Да ты не злись! Сам подумай, ты же внук своего деда, а твой отец – сын, ну и так далее. Бабка Матрена – кровь-то одна.