Священник повернулся к ней — по блеску его глаз было очевидно, что он совершенно не в настроении болтать о пустяках с малолетними прихожанками, даже если они были такими серьезными, как эта.

— Иди с миром, дочь моя, — сказал он, даже не пытаясь замаскировать своё недовольство.

— Не могли бы вы, пожалуйста... — начала было Делия, но викарий перебил ее.

— Время богослужения закончилось, тебе здесь больше нечего делать, — с этими священнослужитель указал на выход.

Такое обращение несколько задело девочку, но она постаралась не показывать виду, и только румянец на щеках выдавал её раздражение.

— Мне нужен ваш совет, преподобный Уиллис, — твердо сказала она, глядя в лицо викарию.

— Какая непослушная девчонка... — едва слышно прошептал он. — Иди домой, дочь моя, — сказал священник громко.

— Я никуда не уйду, пока вы не ответите на мой вопрос! — упрямо ответила ему девочка.

После этих слов Делия не удержалась и легонько топнула своей ножкой, обутой в черную туфлю. Подобный способ выразить своё нетерпение в стенах церкви выглядел несколько неуместно, но в эту минуту девочка была настроена решительно и поэтому позволила себе нарушить правила хорошего тона. В следующую секунду викарий сдался её напору и, сделав пару шагов по направлению к ней, остановился на самой верхней ступеньке.

— Что тебя гложет, дочь моя? — в его голосе все еще слышались нотки неудовольствия.

— Преподобный Уиллис, — начала Делия, — мне страшно подумать, но иногда мне кажется, что взрослые что-то скрывают от меня.

Девочка, конечно, имела в виду тот факт, что родители скрывают от неё все, что было связано с дядей Джо. Но откуда это мог знать этот конкретному церковному сановнику?

— Не волнуйся, дочь моя, — ответил ей викарий, — родители всегда не сразу открывают мир своему ребёнку, потому что человек должен познавать его постепенно, по крупицам.

Делии не понравилось, что священнослужитель, вместо того чтобы выслушать свою собеседницу, сразу же начал пускаться в пространственные речи, которые совершенно не относились к тому, что она хотела сейчас услышать.

— Я не это имела в виду, преподобный Уиллис, — стараясь сохранять спокойный тон, сказала она.

Увы, викария остановить было невозможно — казалось, вопрос молодой прихожанки стал катализатором его красноречия, и священнослужитель дал выход потоку прописных истин, которые сорвались с его уст на дочь фармацевта, мало интересовавшуюся религиозными темами.

— Если человек, — начал викарий, воздев палец к потолку, — с юных лет вдруг узнает об окружающем мире все сразу, то знай, дочь моя, что это от лукавого, и такой человек идет против заповедей Господних.

Делия поняла, что ей снова придется пойти против правил поведения, чтобы заставить священника ответить на вопрос, который беспокоил её уже много месяцев. Глубоко вздохнув, она почти инстинктивно уперла руки в свои нежные бёдра, как любила делать её мать во время семейных ссор.

— Пожалуйста, выслушайте меня, преподобный Уиллис, — громко сказала Делия, прерывая нравоучительную тираду собеседника, — мои родители не хотят говорить со мной о человеке, к которому я испытываю чувства, которые, ух... — она вдруг замолчала на полуслове.

Дело было в том, что девочка стеснялась говорить о дяде Джо напрямую, поскольку её мучили подозрения, что если она расскажет викарию о своей духовной связи — подчёркиваем, духовной, а не физической — со взрослым мужчиной, то священнослужитель тут же начнёт осыпать её упреками, даже не пытаясь выяснить, в чем именно заключалось их общение. Поэтому Делии пришлось приложить усилие, чтобы вдруг замолчать и застыть в позе послушной и покорной рабыни Господней. Заметив это, викарий не стал делать ей выговор за неподобающее поведение в стенах церкви и даже изобразил на своем лице подобие благочестивой улыбки, которая через секунду сменилась обычным выражением спокойствия.

— Всё еще может наладиться, дочь моя, — утешал Делию священник. — Ты говоришь о любви?

В голосе викария послышался лёгкий интерес, который придал Делии уверенности в себе. Кивнув головой в знак согласия с его словами, она откинула непослушные локоны, выбившиеся из-под шали.

— Преподобный Уиллис, я живу в постоянном страхе, — уверенно заговорила она, — что с этим человеком случилось что-то плохое. Что мне следует делать?

После этих слов девочка устремила свои тёмные глаза на викария. Хотя её вопрос был сформулирован не совсем правильно, тон, которым Делия задала его, должен был служить доказательством того, что ответ на него действительно важен для неё. Увы, священнослужитель не воспринял слова ребёнка всерьез — вместо этого он, не тратя ни секунды на раздумья, одарил девочку снисходительной улыбкой.

— Ты любишь, дочь моя, а любовь и страх всегда рядом, — словно декламируя какую-то прописную истину, добродушно произнес викарий. — Просто веруй, надейся и жди, — нараспев произнёс он.

По окончанию этой тирады он отвернулся от девочки и поднял глаза на висящую над алтарем потемневшую от времени круглую металлическую пластину, украшенную сложными узорами, которые местами были покрыты стёршейся от времени позолотой. Это следовало расценивать как знак того, что их разговор подошел к концу. Делии ничего не оставалось, как поправить шаль и направиться к выходу из церкви. Вся фигура девочки говорила окружающим о том, что этот диалог со священнослужителем поверг её в состояние, граничащее с недовольством, и теперь она изо всех сил старалась не высказать своего несогласия с ответом викария.

Стараясь ступать как можно медленнее по красной ковровой дорожке, расстеленной между рядами скамей, девочка подумала про себя, что в переводе на простой язык слова викария следовало понимать таким образом, что он был не в состоянии дать Делии совет касательно того, как ей справиться с ситуацией, связанной с дядей Джо. Малышка пожалела о том, что не произнесла прямо в лицо священнику цитату из книги, которую когда-то читала со своим взрослым другом. Хотя чтением это можно было назвать с большой натяжкой, потому что девочка просто сидела рядом с дядей Джо и слушала, как он читал вслух своей юной слушательнице. В частности, цитата, которую Делия считала уместной в данной ситуации, заключалась в том, что некий мудрец и врач попросил Господа Бога уничтожить человеческую расу и создал более совершенных людей, но Господь Бог ответил, что, хотя он и сочувствует