Девятка «Петляковых» взяла курс на запад.

Все бомбардировщики старательно держали места в строю, летели как на параде – строгим клином с равными интервалами.

С ближнего аэродрома снялась пятерка «МиГов», расположилась по схеме прикрытия: звено ушло вперед, пара осталась замыкающей.

– Выходит, и вправду война! – послышался в наушниках голос стрелка-радиста.

– Дошло, наконец… – буркнул штурман.

– Ну, мало ли… Может, провокация!

– Провокация – цэ когда один самолет-нарушитель, а когда их тыща… Тут вже не местный конфликт!

– Чего ж они так провокаций боялись?

– Хто – воны?

– Ну, сам знаешь, кто…

– А ты глянь наружу, – сказал Челышев. – Видишь «МиГ-3»? Их, считай, только-только выпускать стали, мало кто умеет на них летать. Вот и думай. С «ишачков» слезли, а на «мигари» толком не сели. Перевооружение, понял? Да тут и за год не обернешься! А немчура нам даже недели не дала – напала. Вот и боялись, что война начнется, да в самый неподходящий момент. Так и вышло…

– Ничого, – буркнул Павло Ткачук. Обычно он вполне прилично говорил по-русски, только что с мягким «хохляцским» выговором, но, когда волновался, словно забывал слова и начинал мешать «великий, могучий» с напевной украинской «мовой». – Ничого. Вон, как «чаечки» им всыпали! Хороший пилот, он и на «ишаке» жизни даст немцам.

– Эт точно… Как мыслишь, командир, до осени управимся?

– Какого года? – спросил Егор.

– К-как это – какого? Этого!

– А ты в школу ходил? Помнишь, сколько шла империалистическая? Четыре года!

– Да ну-у… Это ты переборщил! Что ж нам, до 1945-го воевать?

– Поживем – увидим.

– Если доживем, – буркнул штурман.

Рассвело, видимость была – миллион на миллион, но та картина, что открывалась с высоты, не радовала. Над железнодорожной станцией Россь, над местечком, что стояло рядом, над авиагородком клубился серый дым – догорали ангар и склады, взлетное поле было перепахано воронками от бомб. С высоты четырех тысяч метров распахивались лесные дали, поля колосившейся ржи выделялись серебристыми пятнами, синели, отражая чистое небо, озера и болота.

Прогалина словно раздвинула зеленый массив, пропуская широкую ленту Немана. А вот и знакомый изгиб, речка Зельвянка, городок Мосты. И тут пожарище…

– Та що ж цэ таке… Курс триста тридцать.

– Есть курс.

Впереди вставала пепельно-серая полоса, чей верхний косматый край расплывался в небе. Это горел Гродно.

Над городом носились «Юнкерсы-87» – стойки шасси у них не убираются, так и торчат, в каких-то нелепых обтекателях, похожих на разношенные боты, а крылья ломаные будто – растянутой буквой «W».

Чередой сваливаясь в крутое пике, «Ю-87» роняли бомбы, и там, куда падал убийственный груз, дыбилась земля, вспухая пылью и обломками, рушились здания, вспыхивали пожары.

– Ах, суки…

– Я порой жалею, что не истребитель!

– Ну и зря. Ежели хорошо, как надо, отбомбимся, то мы немцам больше наваляем, чем эскадрилья «ястребков»!

– Да уж постараемся! О, гляди, наши!

Над клубами пыли и дыма вспыхивали черно-белые шары разрывов зенитных снарядов. В районе горящего аэродрома звено «чаек» вертелось колесом, отбиваясь от тонкофюзеляжных «Мессершмиттов». «Худые» кружили зловеще, как вороны, то и дело строчили пулеметы[12], прочерчивая пунктиры трасс.

Одна из «чаек» задымила, стала снижаться, вспыхнула и камнем рухнула на берег Немана. Два «И-153» продолжали атаковать «Мессеров» и добились-таки своего, подбили одного «худого» – и стали уходить, маневрируя и виража. Видно, боеприпасы вышли. Немцы это тоже поняли и устроили охоту: двое загоняли «чаек», а другая пара их отстреливала. И вот еще один биплан слетел вниз по косой, оставляя за собой копотный шлейф. Последняя из «чаек» пошла на таран – ударила «Мессершмитт» под крыло, перемалывая винтом дюраль. На землю посыпались оба самолета, немецкий и советский, кружась, сталкиваясь, ломаясь, врезаясь…

Челышев насупился. Наверное, так бы он не смог, чтобы за смерть гитлеровца заплатить собственной жизнью. Духа бы не хватило. Хотя чего загадывать?

Вот окажешься ты в такой ситуации, как пилот «чайки», и что выберешь? Ну уж если помирать, то хоть одного немца надо с собой прихватить, это правильно…

– Справа в двух километрах ниже – четверка «Мессеров».

– Следи за ними. Если развернутся к нам, сообщи немедленно.

– Они нас не видят. Мы же со стороны солнца.

– Внимание, «маленькие»! – послышался в эфире голос Скворцова. – Опасность справа. Прикройте!

– Наблюдаем. Работайте, «большие», спокойно.

«Пешка» полетела вдоль дороги на Августов. По шоссе пылили автоколонны немцев. В районе головной колонны следовала группа «Ю-87», с ними вели неравный бой тупоносые «И-16».

Уклоняясь от пулеметно-пушечных трасс врага, сами поливали его огнем, яростно бросались на немецкие пикировщики, сбивали их с боевого курса, не давали прицельно бомбить объекты.

Строй бомбардировщиков распался – одни повернули назад, другие упорно двигались вперед, на Гродно.

Немцы умели воевать, но геройством не отличались. Да и чего ради умирать на чужой земле? Не Фатерлянд, чай…

«Ничого». Не хотите дохнуть? Заставим.

В стороне от дороги, на зеленом покрывале леса, возникли серые кружочки – это «Юнкерсы» сбрасывали бомбы, освобождаясь от груза.

А колонны немецких войск все ломили и ломили, почти беспрерывной серой лентой – грузовики с короткими кабинами, автоцистерны, кухни, пушки на конной тяге. В разрывах пепельно-желтых пыльных облаков чернели танки.

Железный поток выкатывался из Августовских лесов, и конца ему было не видно. Августов тоже горел.

За городком проходила государственная граница – Челышев угадал ее линию по огороженным дворикам пограничных застав.

Дорога к Сувалкам была открыта.

Та же Остроленка, откуда тоже взлетали немецкие самолеты, располагалась куда ближе к аэродромам 16-го СБП, но туда было решено отправить машины со Скиделя.

– Высота пять тысяч двести. До цели осталось пять минут.

– Перестроиться для атаки! – прозвучала в эфире команда ведущего. – Произвести боевое развертывание!

Впереди летящие «Пе-2» начали маневр: из левого пеленга все перешли в правый и образовали длинную цепочку. Истребители верхнего яруса приблизились к голове колонны, и комполка начал разворот. За ним потянулись все «петляковы», словно альпинисты в связке.