В одном конце этого города располагалось красивое озеро (значимое для китайской истории и до сих пор одно из самых красивых мест на земле). По нему были разбросаны покрытые лесом островки, на которых стояли павильоны с очаровательными названиями «Вид с озера», «Бамбуковая комната», «Дом восьмерых гениев» и «Истинное удовольствие». Сюда, как и в Венеции, жители приезжали развлечься на лодках, где из легких перегородок были сооружены своеобразные каюты, стены которых увешаны шелками и красиво расписаны цветами и горными видами. Глядя из окна, жители Кинсая могли с одной стороны любоваться панорамой города, его дворцами, храмами, монастырями и садами, а с другой — водным пространством, усеянным красочными прогулочными лодками, над которыми звучали высокие чистые голоса людей и звуки музыкальных инструментов, эхом отдававшиеся в горах. У нас нет места, чтобы описать дворец императора, с его садами и парками, раскрашенными павильонами и рощами, где придворные дамы охотились с собаками на птиц, а устав от развлечений, сбрасывали с себя одежды и купались в озере, где их тела напоминали стаю серебристых рыб. Но необходимо сказать несколько слов о джонках, которые входили в гавань, расположенную в тридцати восьми с половиной километрах выше по реке, и о больших караванах судов, которые приходили в Зейтун (вероятно, это современный Сямынь), главный порт провинции. Сюда из портов Леванта ежегодно привозилось в сто раз больше перца, чем во все христианские страны, вместе взятые. Из стран Индокитая и Индии сюда шли пряности, алоэ и сандаловое дерево, кожура мускатного ореха, ароматическое вещество нард, слоновая кость и различные богатства, описать которые невозможно. Эти товары, вместе с мускусом из Тибета и рулонами шелка из всех городов Манси{2}, грузились на большие джонки и вывозились на острова Ост-Индии и за их пределы. Паруса этих джонок надувал ветер, пропахший пряностями, и нес их к Цейлону. Здесь купцы из Малабара и больших торговых городов Южной Индии грузили на них свои товары и продавали арабским купцам, а те, в свою очередь, венецианцам в том или ином порту Леванта.

Европейцы, видевшие Зейтун и другие китайские морские порты в более позднее время, утверждали, что никто, даже венецианцы, не мог представить себе того обилия торговых судов, которые плавали по восточным морям и заполняли собой китайские гавани. Все они в один голос утверждают, что Кинсай, вне всякого сомнения, был самым красивым, самым богатым и самым благородным городом в мире. Для жителей Кинсая Венеция была бы всего лишь небольшим пригородным поселком, а Левант — задним двором. Весь Восток был для них местом торговли, а китайская цивилизация возникла за несколько сотен лет до того, как на месте Венеции появилась кучка глинобитных домиков, в которых обитали рыбаки.

Но Кинсай был не единственным крупным городом Китая, не имевшим соперников по своей красоте и чудесам. В трех днях пути от него стоял Сугуи, который теперь называется Сучжоу. Он также располагался по берегам большого канала и имел окружность тридцать два километра. Толпы людей наполняли его улицы — среди них множество лекарей, философов и колдунов. В этом городе имбирь водился в таком изобилии, что за одну серебряную венецианскую монету можно было купить сорок фунтов имбиря, шелк же производился в таком количестве, что все горожане носили одежду из шелка, а суда, доверху нагруженные им, уходили в море. Под властью Сугуи находилось шестнадцать богатых городов, где процветали торговля и искусство. Если вы не видели Гуань-чжоу, то могли сказать, что в мире нет города, равного Сугуи, — ни Венеция, ни Константинополь, ни какой другой город не шли ни в какое сравнение с ним. Сами китайцы, увидев богатство и красоту Кинсая и Сугуи, выражали сомнение в том, что в небесных чертогах удовольствий имеются похожие на них места, и гордо произносили следующий стих:

Но в 1268 году в Венеции никто даже не подозревал о том, что в тех краях, где встает солнце, существует город Кинсай. В тот год на берегу моря стоял мальчик, который, как и Канале, любовался процессией венецианских гильдий. Ему суждено было навек соединить в умах людей эти два города — худощавому парнишке четырнадцати лет по имени Марко Поло, который вечно отирался у пристаней и приставал к иноземцам с просьбами рассказать о тех землях, откуда они прибыли в Венецию. Он с жадностью впитывал их рассказы и откладывал их в своей живой памяти, ибо его любопытство было ненасытным, однако наибольший интерес вызывали у него рассказы о кочевниках.

К тому времени татаро-монголы подчинили себе восток и запад. Их император правил в Пекине, владел Северным Китаем, Кореей, Монголией, Маньчжурией и Тибетом, а Индокитай и Ява платили ему дань. Воинственные племена захватили Центральную Азию, под их влиянием находились Туркестан и Афганистан. Золотая Орда владела Кавказом, довлела над Россией и рядом территорий Сибири. Кочевники подчинили своему влиянию Персию, Грузию, Армению и часть Малой Азии. Когда в 1259 году умер великий Менгу-хан, его империя простиралась через всю Азию и Восточную Европу, от Хуанхэ до Дуная. Ничего подобного ей не было в мире. К 1268 году империя степняков раскололась на четыре царства, но по-прежнему это был один народ. Отношение людей запада к татаро-монголам в это время было очень интересным. Сначала они боялись кочевников, считая их новым бичом божьим, подобно Аттиле и его гуннам. Татаро-монголы вторглись в Польшу, разгромили многие города Венгрии, и казалось, вот-вот обрушатся, словно бурная река в половодье, на страны Запада и поглотят их: Но волна нашествия откатилась назад. Постепенно Запад избавился от предубеждения, ужаса перед кочевниками и стал с надеждой смотреть на них, надеясь обрести союзника против старых врагов, мусульман. Христиане Запада знали, что татаро-монголы сокрушили власть мусульман на просторах Азии и что у них нет четко определенной веры; кочевники проявляют интерес ко всем верованиям, которые встречали на своем пути. И Запад решил, что татаро-монголов можно будет обратить в христианство и они станут воевать бок о бок с крестом против ненавистного полумесяца. Появилась странная легенда о пресвитере Иоанне, христианском короле-священнике, правящем где-то в самом сердце Азии, да и небольшие группы несториан в то время еще существовали в Восточной Азии.

Всесильные ханы и западные монархи стали обмениваться посольствами, кроме того, в Монголию отправились несколько больших францисканских миссий. Эти люди были не только миссионерами, но и этнологами и географами в душе. Они оставили нам бесценные заметки о странах, которые им удалось посетить. В славном 1268 году о Центральной Азии было известно уже довольно много, ибо в 1245 году папа римский послал туда итальянского монаха Джованни Плано Карпини, а в 1251 году другой монах, Вильям Рубрук, «французский Флеминг», был отправлен туда Людовиком Святым, королем Франции. Они добрались до самого Каракорума, крупного города на границе Северного Китая, хотя в сам Китай они не попали. Эти монахи привезли в Европу бесчисленные истории о кочев-никах-завоевателях, которые везли за собой на телегах юрты и пили кумыс. Они рассказывали о могуществе хана и о том, как ласково он принял западных путешественников и с каким интересом слушал их рассказы о христианской вере. Эти рассказы были уже известны по всей Европе, и Марко Поло тоже их знал.