Моя жизнь кажется тебе идеальной? Энди, очнись, это мой второй опыт эмиграции, в страну, где я даже языка не знал! Ты не знаешь, через что я прошел, каким чудом не стал портовой блядью только потому, что мне нужно было думать, чем кормить сына Китти!

– Хочешь пробудить во мне чувство вины? – Энди вошел следом за ним в ванную и оперся о косяк. – Мне жаль тебя, Том. Жаль, что ты оказался в такой ситуации и вынужден был выживать. Поверь, я знаю, что это такое и искренне сожалею, что ты прошел через это. Мне жаль, что с каждым моим появлением в твоей жизни все идет наперекосяк. Мне жаль, что тебе пришлось пойти на сделку с ФБР и становиться предателем. Мне жаль, что в попытке сбежать от реальности ты стал опиумным наркоманом. У меня в тюрьме, к счастью, не было такой возможности. Я предупрежу Вэнь, что на меня не нужно рассчитывать ужин.

Все это время он не повышал голос, в нем не было сарказма и раздражения. И комнату Тома он покидал столь же спокойно. Бог знает, каких сил ему стоило это внешнее спокойствие. Слишком многое сейчас бушевало в его душе, начиная от озвученной вслух жалости и сожаления, заканчивая едва ли не отчаянием от того, что Том даже не пытается сделать ни единого шага ему навстречу.

С каждым его словом Том сильнее сжимал бортик раковины, на которую оперся. Он опустил голову, но видел в зеркале фигуру Энди, и его разрывало на куски изнутри. Он не хотел обвинять Энди, но не знал, кого еще обвинить. Он вообще ничего больше не знал и не понимал. Но когда тот повернулся, чтобы уйти, Том едва сдержал всхлип.

Том догнал его на пороге, обхватил руками сзади, дрожа и всхлипывая.

– Не уходи. Пожалуйста, не уходи, – хрипло прошептал он, пытаясь сдержать слезы, которые мертвой хваткой сдавили горло. – Не оставляй меня…

Том отчаянно цеплялся за него, готовый к тому, что Энди, как много раз во сне, оттолкнет его и уйдет. Боялся этого до смерти.

За те несколько шагов, которые Энди успел преодолеть, в его голове пронесся вихрь мыслей, как же лучше поступить, способен ли он хоть как-то помочь Тому и Тео, если они не уедут все вместе.

А потом голову наполнила звенящая тишина, в которую прорывались тихие всхлипы.

Стараясь не делать слишком резких движений, чтобы не разомкнуть объятья, Адриано медленно развернулся и прижал Тома к себе.

– Я бы никогда тебя не оставил, – отозвался он.

Рыдания полились из Тома потоком. Он обмяк, потерял опору и прижимался к Энди, выплакивая все горе, трудности и страхи. Том дрожал в его руках, скулил и захлебывался воздухом и слезами.

– Прости меня… пожалуйста, прости…

Чтобы он не сполз на пол, Энди подхватил его на руки, еще крепче прижимая к себе, и отнес в ванную, чтобы Тео не услышал этих рыданий.

– Томми, – мягко позвал он, усевшись вместе с ним на пуфик, и бережно поднял к себе лицо Тома. – Ты сам прости себя, – попросил Адриано, ласково погладив его по щеке.

– Я не смогу. Как… ты бы смог? – спросил он, пока Энди бережно стирал слезы с его опухшего лица.

– Себя? – переспросил Адриано и подумал о том, что переживал, когда думал, что Том мог погибнуть из-за него. Он до сих пор винил себя за шрамы, сохранившиеся на теле Томаса. – Нет, не простил бы, – признал он. – До сих пор не простил.

– Вот и я не знаю, как себя простить, – ответил он. – Это будет со мной до самой смерти…

Том потер лицо, стирая слезы, и сглотнул.

– Примешь со мной ванну? – попросил он, вспомнив, как они раньше много раз делали это.

– Тогда постараемся помнить о том, что мы простили друг друга, – Энди нежно коснулся его губ.

Перед ним снова был его Том, прежний нежный, ранимый, тонко чувствующий рыжий ирландец, и его сердце снова грозило выпрыгнуть из груди от счастья. Если они и способны пережить все, что уготовила им судьба, то только вместе.

– Уверен, что это не шокирует твою прислугу? – улыбнулся он.

– Они преданы мне, не переживай об этом, – покачал головой Том, поднимаясь и раздеваясь перед Энди. Показывая, как изменился за эти годы.

– Ты, правда, все еще любишь меня? – спросил Том, обнажаясь.

– Конечно, люблю, – подтвердил Энди, не в силах отвести взгляд от того, чего прежде у Тома не было – тончайшей работы татуировки, изображающей зелено-золотого дракона, обвивающего бедро.

Том проследил за его взглядом и смущенно улыбнулся.

– Нравится? Или нет? – спросил он, поведя бедром, показывая дракона со всех сторон.

– Очень нравится, – Энди шагнул ближе и проследил пальцами искусно вырисованную чешую. – Больно было? – спросил он, обняв Тома второй рукой за талию.

– Не больнее, чем разлука с тобой, – ответил Том, накрыв его руку своей и ведя ее выше. – Монах, который делал татуировку, сказал, что это мой духовный хранитель, водяной дракон.

– Монах был евнухом, раз не соблазнился твоей красотой? – не удержался Энди, но в его голосе не было осуждения или ревности. Он обнял Тома обеими руками и коснулся губами его плеча.

– Ты стал еще красивее, айриш-бой.

– Понятия не имею, как сдерживают плотские желания тибетские монахи, – покачал головой Том, ощущая мурашки на коже от его нежных поцелуев. – Ты тоже… Стал таким… серьезным мужчиной, – Том погладил его по волосам, все таким же мягким.

– Только я должен предупредить, у меня все эти годы никого не было, Томми, – Энди говорил, поднимаясь губами по его шее. – Так что я уже почти полностью возбужден. Я ничего от тебя не требую, просто предупреждаю, что мне хватит твоей близости…

– Тогда, может, устроимся в ванной? – предложил Том, поцеловав его в щеку. – Раздевайся.

7.

Отпустив его, Том закрыл кран, из которого все это время лилась вода в большую круглую чашу, и добавил в нее морскую соль с травами, чтобы они оба расслабились после этого нервного выяснения отношений.

– Хорошо, – Энди тоже нечего было скрывать, хотя за эти годы его тело тоже обзавелось несколькими памятными метками – пара ножевых ранений, ожог на голени, а ещё незримая, но имевшая место костная мозоль в сломанном ребре. – Ванна у тебя роскошная, не то, что наша прежняя.

– Прости, во мне проснулась тяга к богемной жизни, – ответил Том, подойдя к нему и обведя пальцами каждый новый шрам. – Ты мне потом о них расскажешь? – попросил он, поцеловав его.

– Только если ты захочешь о