Но капитан машинально отмечал не только это. Здоровый Седой побелел как полотно и с непонятной надеждой уставился на сестру Бориса. По любой логике следовало бы наоборот. Ну ладно, Сергей Воронову откровенно не нравился, только есть же здесь мужчины, кроме него! Чья вековая обязанность – защищать более слабых?

Хотя девушка тоже вела себя не вполне адекватно. Она словно смотрела куда-то вглубь, а губы вдруг дрогнули, будто чем-то напоминающая колдунью красавица что-то усердно бормотала про себя. Ее брат вел себя точно так же, а прочие то смотрели на близкую чащу, то на парочку, будто тут имелась какая-то связь.

Да что они, с ума посходили? Тут того гляди драться придется. Да на невыгодной позиции, раз лучшей заранее не подобрали. В повисшей на поляне тишине громко щелкнул предохранитель – Воронов медитацией заниматься не собирался. Двое его бойцов придвинулись, тоже изготовили автоматы. Пожалуй, самое опасное место будет напротив вон тех кустов. Следовательно, там и надлежит встать. Чуть подальше от жалкого подобия заборчика, чтобы хищник не мог достать в первом же прыжке и имелось несколько мгновений нашпиговать серое тело свинцом.

Вой повторился. Только на сей раз капитану почудилась в волчьем пении некая разочарованность. Жалоба на судьбу, которая поманила и ничего не дала в итоге. Обостренным инстинктом, развившемся за долгие годы, Воронов вдруг понял: нападения в ближайшее время не будет. Может, ночью стая совершит попытку, но сейчас она явно уходит прочь. Странно. Вроде бы волки обязаны почуять добычу. Они успели мутировать после Катастрофы так, что довоенные собратья казались в сравнении с нынешними чуть ли не домашними животными, вроде собак.

Странно. Очень странно.

– Ну, молодцы! – начал было Седой, обращаясь почему-то к брату с сестрой, и заткнулся на полуслове под тяжелым взглядом Мельника.

Тот словно грозил убить любого, кто поведет себя плохо.

Только порою «хорошо» и «плохо» – понятия относительные.

До темноты выйти к селению лесом они не успевали. Пусть путешественники были в основном молоды, однако, к некоторому удивлению, особых навыков хождения на лыжах у них не было. Сверх того, приходилось тащить с собой многочисленные сани с поклажей, и все без каких-либо тягловых животных. В первое время после Катастрофы люди еще пользовались машинами, благо атомные удары затронули лишь города, но затем бензина почти не стало, а сейчас помимо прочего под гигантскими сугробами исчезли дороги, и уже наличие или отсутствие автомобиля не играло роли. А животное надо еще кормить, что в условиях голода тоже огромная проблема.

Ночевать в тайге не хотелось. Один раз волки обошли людей стороной, второй раз такой удачи могло не быть. Поэтому Воронов вывел людей на лед, и дальше отряд следовал по Амуру. Тут стало легче. Отпала необходимость продираться чащобами, взбираться на сопки, спускаться с них. Поверх льда лежал такой слой снега, что лыжи скользили легко, лишь переставляй ноги да отталкивайся палками. Даже сани стали казаться не такими тяжелыми.

Хотелось спросить девушку, благо часть пути Воронов шел рядом с ней, не страшно ли ей было проделывать дальний путь дикими, вернее – одичавшими местами, только вопрос не имел смысла. Страхи остались в том, довоенном, мире. В спокойном существовании экстримом считалось многое, сейчас же любой экстрим стал обыденностью, привычной заданностью, в которой приходится выживать. Может, где в Африке все обстоит иначе, только где та Африка? А ведь помимо врагов, так сказать, зримых: голода, холода, хищников, бандитов, – есть еще незримые. В виде радиоактивных осадков, например. Не зря большинство детей рождается с различными патологиями, да и взрослые болеют все чаще. А уж мутации вообще приняли всеобщий характер. Как водится, чаще вредные, приводящие к летальному исходу, порою – нейтральные, иногда – полезные для данного индивидуума, но кто знает, полезные ли для вида?

Зато в процессе разговора удалось узнать имя. Ора.

– А полностью? – спросил капитан.

– Оруаль. Мой обычный ник в сетях и форумах. Так все и зовут, – улыбнулась девушка и посмотрела таким взглядом, словно одарила лаской.

– Красивое имя, – вздохнул Воронов. Красивым было бы любое, лишь бы принадлежало ей.

Красивы не имена, а люди.

– Даже странно встретить в наше время такую прелестную девушку, – откровенно признался офицер.

Он не преследовал каких-то дальних целей. Давно не представлял себя связанным обязательствами перед конкретной женщиной, а для мимолетного романа относился к спутнице чересчур хорошо. Просто было приятно идти рядом, поглядывать в профиль на нежное лицо, порою иметь возможность заглянуть в бездонную черноту глаз… И не имели значения все остальные путники. Лишь бы никогда не кончалась дорога по льду Амура.

– Спасибо, – странно слышать благодарность за искренне высказанные слова.

Женщины давно отвыкли от комплиментов. Как и мужчины, если на то пошло. Все силы на выживание. До игр ли и изъявления чувств? Нравы поневоле становятся грубыми там, где основой является физический труд.

– За что? Ты словно из каких-то иных времен. Принцесса или, скажем, колдунья.

– Мне уже говорили, что я похожа на ведьму, – улыбнулась Оруаль.

– Не ведьма. Колдунья. Ведьма – что-то нехорошее, а колдуньи бывают разными.

Наверняка кто-то из путников поглядывал на капитана с ревностью. Вокруг такой женщины просто обязаны виться поклонники. Хорошо хоть, компания не скатилась до откровенного скотства, когда у прекрасного, но слабого пола единственная обязанность – служить удовлетворению пола сильного. В лице наиболее авторитетных и крепких его представителей. Вообще всех подряд – уже большая редкость, кто же из авторитетов будет делиться своими правами и привилегиями?

Но кто-то у девушки быть просто обязан. Пусть брат защитит в некоторых случаях, все равно найдется человек, который добьется желаемого не силой, так убеждениями. Феминизм хорош в налаженном мире, где быть сисадмином, менеджером или страховым агентом являлось работой. Когда же выживание зависит от физических данных, женщине в одиночку элементарно не выжить. Биология, как ни крути. Да и там вместо мужей у женщин были друзья, бойфренды, короче, любовники.

– Хорошо, колдунья, – согласилась Оруаль. – А ты кто?

– Человек. Или интересует прежняя профессия?

С падением цивилизации слово стало архаичным. Исчезло конкретное разделение труда. Все делали все вне зависимости от прежних обязанностей и должностей. Кто не делал, тот уже вымер. Был ли человек бомжом или владельцем фирмы, роли никакой не играло. Пожалуй, у стоящих ниже на былой социальной лестнице шансов оказалось побольше. Они-то поневоле умели что-то делать собственными руками в условиях, когда капиталы перестали играть какую-нибудь роль. Зачем нужны деньги, раз ничего на них не купишь? А вот вырастить урожай, изготовить полезную вещь, просто драться, в конце концов, весьма способствовало выживанию.

– Интересует.