Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В неспокойную осень 1917-го Леонид возвращается в Москву. Ему предстоит отучиться последний сезон в гимназии.
Он пишет работу по роману Достоевского «Идиот», проникается темой настолько, что в неврозе заболевает лихорадкой — к счастью, болезнь быстро проходит.
Той осенью неожиданно умирает гроза и надёжа Зарядья городовой Басов, словно предвещая своей смертью скорый разор и разлом этих мест.
В том же семнадцатом году, завершая своей жизнью эпоху, уходит в мир иной и дед Леон Леонович. Одним родным человеком на земле для Лёны Леонова становится меньше.
Незадолго до смерти собрался дед уйти в монастырь. Раздумывал даже все свои немалые накопления — 17 тысяч — передать церкви. В гости к деду то и дело ходили монахи.
Неизвестно, с натуры ли срисовал их внешний вид Леонов в «Барсуках» или позже наделил печальных гостей деда такими чертами: «…у всех равно были замедленные, осторожные движения и вкрадчивая, журчащая речь. Иные пахли ладаном, иные — мылом, иные — смесью меди и селёдки».
Так и не ушёл дед в монастырь.
Двадцать седьмого октября 1917 года «Северное утро» публикует историческую телеграмму: «Петроградское телеграфное агентство уведомляет, что будучи занято комиссаром военно-революционного комитета… оно лишено возможности передавать сведения о происходящих событиях».
За два дня до этого, 25 октября по старому стилю, большевики взяли в Петрограде власть.
Москва ещё держалась. Здесь скопилось множество офицеров, юнкеров из Александровского и Алексеевского училищ и школ прапорщиков — до двадцати тысяч человек.
Московская городская дума создала Комитет общественной безопасности. Было объявлено военное положение. Власть потребовала разоружения революционных частей. На Красной площади произошло первое, с убитыми и ранеными, столкновение юнкеров и отряда революционных солдат-«двинцев».
Двадцать восьмого октября началась всеобщая забастовка. Леонов слышал, видел многое, потом дал в «Барсуках» несколько точных штрихов, описывая те дни:
«…В ту минуту над опустелыми улицами Зарядья грохнула первая шрапнель.
Зарядье казалось совсем безлюдным. Воздух над ним трещал, как сухое бревно, ломаемое буйной силой пополам.
Вшивая гора стреляла, как вулкан. Отдельные всплески пушечных выстрелов соединялись между собой, как цепочкой, нечастым постукиванием пулемётов».
Стрельба шла по всему городу, тут и там возникали стихийные бои.
Большевикам, которым поначалу не хватало оружия, явно и неспроста везло: история, с неясной целью, подыгрывала им. Некий рабочий находит на железнодорожных путях в Сокольниках несколько вагонов, в которых оказалось… 40 тысяч винтовок. Хитрая на выдумки голь с ходу создаёт «бронепоезда» из грузовых вагонов, обложенных листами железа и мешками с песком. В Москву прибывают подкрепления из Владимира, Иваново-Вознесенска, Шуи, Твери, Коврова.
Второго ноября Комитет общественной безопасности капитулирует. Ранним утром 3 ноября красногвардейцы вступают в Кремль.
…Гимназия, где учится Леонов, по-прежнему открыта. И живёт своей, даже не вчерашней, а позавчерашней уже жизнью.
В феврале 1918 года Леонид и Наум Белинкий делают на гектографе гимназический журнал «Девятнадцать». Помимо сочинений других восемнадцати гимназистов там опубликованы стихи Леонова и один из первых его прозаических опытов — сказка «Царь и Афоня»: о крестьянине, который, как водится, пленил царскую дочь красотой и игрой на гуслях, а царя — сообразительностью.
В предисловии к журналу сообщается, что на одном из собраний кружка Леонов читал свою прозу: пять своеобразных текстов, в числе которых оригинальное повествование «Мир», где «земная наша жизнь изображается как вечная пляска поколений».
«В отличие от этого сочинения, — написано в журнале, — четыре других, прочитанных им, отличаются комическим элементом и как своим сюжетом, так и формой и обстановкой действия напоминают народные сказки».
В том же месяце Леонид Леонов оканчивает гимназию с серебряной медалью (четвёрка по математике). Вскоре медаль окажется чуть ли не единственной ценностью семейства Леоновых.
В конце 1917-го отменяется частная собственность на недвижимость; вскоре начинается переселение рабочих из чердаков и подвалов в хорошее жильё, которое занято всевозможными «нетрудовыми элементами».
Десятого марта 1918 года ввиду германской угрозы съезд Советов принимает решение временно перенести столицу из Петрограда в Москву. На следующий день поезд с членами советского правительства прибывает на Николаевский вокзал. Ленин сначала поселяется в гостинице «Националь», а 19 марта переезжает в Кремль.
Семнадцать тысяч рублей, которые по малому грошику скопил дед Леон Леонович, были изъяты в пользу новой власти. Дед по матери никакого наследства не оставил.
Ещё 21 февраля 1918 года Совет народных комиссаров издал декрет «Социалистическое отечество в опасности!», который постановлял, что «неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Ранней весной по Москве распространяются страшные слухи, что новые власти будут расстреливать поголовно всех гимназистов.
Семья договаривается, что брат Боря отправится в Ярославскую область, в Ескино, а Лёна — переждать смуту к отцу. Мама Леонова, Мария Петровна, ещё надеется, что всё устроится и утрясётся. По уговору с матерью Леонид собирался вернуться назад осенью, чтобы поступить на медицинский факультет Московского университета.
Как мы видим, он ещё не думал связывать жизнь с искусством, будь то ремесло литератора или художника.
Леонид едет в Архангельск, но всерьёз вернуться в Москву ему удастся лишь через несколько лет, перед тем исколесив половину России от Белого до Чёрного моря.
Жила новая семья Леонова-Горемыки в двухэтажном деревянном доме купца Тимофеева. Жена Максима Леоновича относилась к Лёне вполне приветливо.
На работу отец с сыном ходили пешком: до редакции было минут пять. Фасадную часть добротного каменного здания, выходившего на Соборную улицу, занимало отделение Русского банка внешней торговли, а в двухэтажной пристройке во дворе помещались редакция и типография газеты.
«Северное утро» в силу материальных причин закрылось, но Максим Леонович нашёл возможности для того, чтобы самому и в качестве издателя, и в качестве редактора незадолго до приезда сына начать выпуск другой газеты. Он называет её «Северный день», и 15 января 1918 года выходит первый номер издания.
Теперь настроение у Максима Леоновича совсем иное: и следа нет того ликования, что испытывали все год назад, когда произошедший в стране переворот на страницах его газеты именовали «чудом».