Непонятно, как бы развивались взаимоотношения русичей и литвы в дальнейшем, но зимой 1237/38 года монголы ударили на Рязань и Залесскую Русь, после чего вторглись в Новгородскую землю, разорили Торжок, повернули на юг, прошли через пару окраинных районов Смоленщины и подвергли разгрому лесную землю вятичей, взяв напоследок их столицу Козельск. В 1239 году новые отряды монголов разграбили Муромскую землю и восток Суздальской.

На русичей этот набег произвел ошеломляющее впечатление. Рязань была разгромлена полностью. Во Владимиро-Суздальской Руси пострадало несколько крупных городов, в битве на реке Сить погиб великий князь Юрий II, в ходе военных действий пали все его сыновья. Бояре, дружинники, простые смерды бежали кто куда. Уходили в Новгород и Смоленск, в Чернигов и Галич. В этом последнем княжестве осели на некоторое время черниговские князья и даже документально зафиксировано присутствие одного рязанского боярина, бежавшего от татар.

В 1239–1240 годах монголы приходят на юг Руси, уничтожают Переяславль-Южный и Чернигов, берут и окончательно вырезают Киев, и без того превратившийся в руину за время русских усобиц, а затем идут на Галичину и Волынь. Эти последние земли пострадали во время нашествия не сильно. Через них монголы двинулись в Малую Польшу, Силезию, Моравию, Венгрию. Зато Черниговщина была разорена даже радикальнее, чем Рязань, и лет через десять уже прекратила существование как политическое целое. Ее последние князья спасались в лесных дебрях, где находился город Дебрянск (современный Брянск), и пытались оттуда управлять остатками Черниговщины.

Великие князья Владимирские сумели договориться с монголами и обрели относительную безопасность на условиях подчинения великому хагану и выплаты дани. Поэтому многие черниговцы уходили в междуречье Оки и Волги. Но не только. Второй поток миграции шел на Смоленск и Полоцк. Русичи повторно заселяли эти земли и, похоже, именно теперь стали преобладать над литовцами численно. Но беженцы были политически дезорганизованы, а литовцы, наоборот, переживали период подъема. После татарского нашествия князья литвы начинают играть всё более самостоятельную роль.

Но всё же остается много неясностей. Непонятна, например, роль князей Юго-Западной Руси в этих событиях. Даниил Галицкий усилился и, судя по данным летописи, распоряжался в Литве так, будто он собственник этих земель. Князь ведет себя с ятвягами как с отложившимися подданными, беспричинно нападает, наказывает, а те, посопротивлявшись для вида, терпят его власть.

Всё станет понятнее, если мы примем во внимание соперничество между Смоленском и Волынью. Обеими землями правили Мономашичи. Волынь находилась в подчинении у потомков киевского князя Мстислава Великого (1125–1132), а Смоленском правили отпрыски его младшего брата Ростислава. Те и другие пытались подчинить литву. Роман Волынский, отец Даниила Галицкого, сумел покорить ятвягов. По этой причине Даниил претендовал на Гродно и прочие ятвяжские земли. Нельзя исключить, что часть литвы переметнулась к нему от смолян.

Затем произошло непредвиденное. Удачливые литовские вожди возглавили русичей на периферии. Случился грандиозный переворот. Если раньше русские доверяли княжескую власть только представителям рода Рюриковичей, то теперь общины стали охотно приглашать на княжеские столы представителей литовских племен. Это стало возможно благодаря девальвации княжеской власти. Мы говорили, что князья превращались на окраинах Руси в военных вождей, которые заключали договор с общиной. Поначалу литовцы как раз и были такими военными вождями, которые могли оборонить границу и защитить общину. Например, после 1241 года временно исчезает династия князей Полоцких. Вместо одного из ее представителей – Брячислава – появляется князь-литовец Товтивил. Нет сомнений, что полоцкая община пригласила его на княжение, чтобы получить защиту в борьбе с немцами. Самого Довмонта пригласят впоследствии псковичи. Но дальнейшие судьбы Пскова и Полоцка сложатся предельно различно.

Причины вокняжения Довмонта и Товтивила одинаковы. Русским нужно обороняться против немецкой угрозы. Князья-литовцы со своими дружинами делали это гораздо эффективнее, чем доморощенные правители вроде Владимира с его «хитрым планом», сущность коего оказалась в том, чтобы сдать Прибалтику немцам.

Но самое главное, что литовцы смогли выставить себя борцами с монгольской угрозой. В Полоцк, Минск, Гродно бежали все недовольные властью монголов. Русичей, оставшихся под игом, мигранты считали предателями, равно как и князей, которые подчинились монгольскому хагану. Литовцы казались героями. Они никому не подчинялись и гордо несли стяг свободы. Беженцев было много. На этот счет имеется очень интересное свидетельство авторитетного советского и российского археолога В. В. Седова (1924–2004). Он пишет, что с XIII века в захоронениях в пограничных районах Полоцкой земли, в том числе в Нальшанском крае по Неману, обряд трупосожжения меняется на обряд трупоположения – ингумации (см.: Восточные славяне в VI–XIII вв. С. 120). На наш взгляд, это прямое свидетельство массового переселения славян в эти земли. Другие объяснения (внезапный демографический взрыв или активизация проповеди православия) не выглядят убедительно. Если русское население увеличилось естественным путем, почему оно приняло власть литовцев? Если сама литва массово крестится, почему ее князья остаются язычниками?

Объяснение только одно: в Полоцкую землю бежало большое число христиан из разных регионов Руси – из Чернигова, Суздаля, Киева. Беженцы были разобщены, дезорганизованы, ненавидели монголов и искали военных вождей. Таковыми сделались талантливые литвины вроде Миндовга и его преемников. Так случился парадокс: население Полоцкой земли, где прежде преобладали литовцы, русифицировалось, но в то же время признало власть литовских язычников. Пожалуй, это был уникальный вариант взаимодействия культур и религий на территории Восточной Европы.

Постепенно у литвы в узком смысле, то есть у аукшайтов, выдвигается в лидеры князь Миндовг. Русский ученый М. К. Любавский справедливо полагает, что его возвышение «на первых порах имело значение простого старшинства, предводительства в совместных военных операциях литовских князей. Другие литовские князья на первых порах являются самостоятельными и действуют отдельно и независимо от Миндовга» (Очерк истории Литовско-Русского государства до Люблинской унии включительно. III. Образование Великого княжества Литовского).

Политика литвы постепенно меняется. В 1229 году литовские отряды нападают на Смоленск, атакуют Мазовию и Полесье (1230), но при посредничестве Даниила Галицкого мирятся с полесскими князьями. Затем читаем о многочисленных литовских набегах на восточные княжества русичей. Один из таких набегов владимиро-суздальцы отбили в 1238 году, сразу после татарского нашествия. Литовцев было довольно много, 7000 конных воинов. Русичами командовал великий князь Ярослав Всеволодович (1238–1246), отец Александра Невского, и он одержал победу. Это означает, что русские потери от монгольского нашествия сильно преувеличены, хотя бедствие было страшное. Но многие русичи попрятались по лесам, и военный потенциал в княжествах был. Его хватало для усобиц и столкновений с менее грозным противником, чем монголы.