Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Публика зашумела.
— Позвольте, — послышались голоса, — мы сюда пришли, чтобы слушать о междупланетном сообщении, о не о пьяном молодом человеке!!
— Да в том-то и дело, — весело воскликнул Ниагаров. — что молодой человек был трезвый, а муж был пьян как сапожник!
— Довольно! Довольно! — послышались голоса. — Деньги назад!
— Господа! — выкрикнул Ниагаров. — Если вы не понимаете шуток, то я буду говорить о междупланетном сообщении. Междупланетное сообщение…
На эстраду вышел человек в очках и сердито стукнул графином по столу. Я закрыл глаза.
— Довольно! Вы мне баки автомобилями не забивайте. Что вы порете чушь про междупланетное сообщение между кометами? Да вы знаете, что такое комета?
— Что это, экзамен?
— Я вас спрашиваю по-человечески: вы знаете, что такое комета?
— А вы знаете? — цинично спросил Ниагаров, играя автоматической ручкой.
Публика с ревом ринулась на эстраду, ломая скамьи.
— Бузя! Тушите свет! — крикнул Ниагаров, пролетая мимо меня как вихрь. — Грузите кассу на извозчика!..
— Можно подумать, что проблема междупланетных сообщений более опасна, чем проблема японского землетрясения или проблема аборта, — сказал мне на следующий день Ниагаров, меняя компресс. — Ерунда! Лишь бы кассир был свой парень и извозчик не подвел. Послезавтра у меня лекция о проблеме омоложения.
— Безумец! И ты будешь читать? — ужаснулся я.
— Если хватит морды, — весело улыбнулся Ниагаров, — как говорится в одном старом еврейском анекдоте.
3. Знаток
Роскошный и шумный Ниагаров схватил меня за руку и воскликнул:
— Как! Ты еще не на выставке! Жалкий провинциал! Пойдем. Я буду твоим гидом. Я, брат, специалист в этой области. Я, брат, можно сказать, всю эту самую выставку собственными руками выстроил. Подойди к любому мальчишке-папироснику и спроси: «Мальчик-папиросник, кто выстроил Всероссийскую сельскохозяйственную выставку?» — и мальчик-папиросник тебе скажет: «Ее выстроил Ниагаров». Ну?
— Хорошо, поедем! — сказал я.
Ниагаров засиял:
— Вот умница! Сейчас мы это устроим в два счета это тут, рядом. Эй, извозчик! На Сельскохозяйственную выставку — полтинник.
— Что вы, вашсиясь! Два рублика! Конец-то какой — не иначе как десять верст.
Ниагаров смутился:
— Ну уж и десять! Я-то отлично знаю, где эта самая выставка помещается. Верст семь, не больше. Полтора, одним словом.
Мы поехали.
— Вот, смотри и удивляйся! — нравоучительно сказал Ниагаров, когда мы после долгих поисков главного входа попали на территорию выставки. — Удивляйся и учись. Это тебе, брат, не твоя Балта. Выставка, брат! Все-рос-сий-ска-я! Одна только ее площадь занимает девяносто пять аппаратных верст. Специально для нее Крымский мост построен. Я строил. Ну, дружище, пойдем. Вот, видишь павильон?
— Вижу, — застенчиво сознался я.
— Так знай же, о юноша, что этот павильон не что иное, как точная копия Байдарских ворот. Только моря нс хватает. Не успели. Я строил.
— А почему он такой маленький?
— Младенец! А что ж, по-твоему, Байдарские ворота Польше? Уж будьте уверены! Три недели строил, до последнего сантиметра все вымерял.
— А почему он деревянный? И почему возле него хвост стоит? И потом…
— Эх, провинция-матушка! Это туристы очереди дожидаются. Точная копия. Хочешь, подымемся?
Мы подошли.
Один из туристов колотил кулаками в дверь Байдарских ворот и орал:
— Гражданин! Вы уже три часа уборную занимаете! Нельзя же так! Ведь люди дожидаются!
— Пойдем отсюда, — развязно сказал Ниагаров. — Это не так интересно. Сейчас ты упадешь в обморок от изумления. Я покажу тебе… гм… Я покажу тебе настоящую швейцарскую корову…
— Не может быть!
— Молчи, несчастный! Здесь все может быть. Гляди! Чудесный экземпляр! Ты только посмотри. Какой хвост, какая чудесная шоколадная шерсть, а глаза-то, глаза! Прямо как у лошади, умные.
— Ниагаров, — укоризненно сказал я, — как тебе не стыдно! Во-первых, швейцарские экспонаты на выставку нс принимаются по случаю бойкота, а во-вторых, это не корова, а лошадь. И не экспонат, а она запряжена в телегу.
Но Ниагаров не унывал.
— Вздор! Это не важно! Пойдем! Ты сейчас упадешь в обморок. Живых бухарцев видел? Нет? Эх, глушь, глушь! Гляди! Видишь, какие полосатые, просто прелесть! Брови у них, по обычаям ислама, насурьмлены, а ноги выкрашены. Можешь потрогать руками, если хочешь. Это можно.
Один из бухарцев оглянулся и оказался хорошенькой женщиной.
— Нахал! Вы не смеете приставать к порядочной женщине!
— Смотри-ка! — воскликнул Ниагаров. — Английская территориальная пехота! Видишь, дуся, какая у них красивая форма?
Английский пехотинец подошел к Ниагарову и сказал:
— Гражданин, если будете приставать к женщинам, отправлю в район.
— Ладно, — сказал опечаленный Ниагаров. — В таком случае сейчас я вам покажу нечто исключительное. Голову потеряете. Пивная-с. Настоящая пивная «Новая Бавария».
На тот этот раз он оказался прав. Пивная была «Новая Бавария». И через час я потерял голову.
4. Птичка божия
Ниагаров ворвался в кабинет редактора:
— Здравствуйте, товарищ редактор! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Работаете?
— Работаю.
— Работайте, работайте! Кто не работает, тот не ест, как говорится. Правильно. И вообще — мир хижинам, война дворцам! Принес тебе стишки. Лирика. Незаменимо для октябрьского номера. Пятьдесят за строчку — деньги на бочку. А, как тебе это нравится? Видал-мин-дал? Это, брат, тебе не фунт изюму. Слушай:
Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда.
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда.
В долгу ночь на ветке дремлет.
Солнце красное взойдет…
И так далее! А? Каково? Сознайся, плутишка, что ты иг ожидал такой прыти от старика Ниагарова. Я, брат, профессионал! Буржуазный поэт! Ха-ха! Гони монету…
Редактор покрутил отяжелевшей головой:
— Это нам, товарищ, не подходит.
— Почему же оно вам не подходит? — обидчиво заинтересовался Ниагаров.
— Потому что несовременное.
— Несовременное? А красное солнце, которое взойдет, — это тебе что? Прямой намек на социальную революцию! Определенно!
— Не подходит. Потому — у вас «птичка божия» и «гласу бога»… Принесите что-нибудь пролетарское. И без боги, Тогда пойдет.
Ровно через год Ниагаров стоял против редактора:
— Пей мою кровь. Без бога. Пролетарское. Слушай:
Птичка наша уж не знает
Ни заботы, ни труда.
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда.
В долгу ночь на ветке дремлет.
Солнце красное взойдет…
Обрати внимание: «Солнце красное взойдет»!
Птичка гласу Маркса внемлет.
Встрепенется и поет…
— Не пойдет. Нет идеологии. Нет современности. И потом — что это за птичка, которая не знает ни забот, ни груда? В концлагере место теткой птичке, а не на страницах советской печати. О Колчаке что-нибудь лучше написали бы!
Ниагаров увял.
— Жалко. А если я с идеологией, и с современностью, и с Колчаком напишу?
— Тогда пойдет. До