Возможно, Детторе потерял к ним интерес потому, что они выбрали так мало из предложенных «опций», подумала Наоми. Хотя он до самого конца их пребывания на «Розе удачи» оставался неизменно вежливым и очаровательным, она почувствовала некий холод и, кажется, нетерпение.

Еще больше ее удивило, что Детторе даже не порекомендовал им никакого акушера или педиатра в Лос-Анджелесе. Он просто сказал Наоми обратиться к своему гинекологу. За те деньги, которые они заплатили, можно было бы ожидать большего внимания.

Гинеколог Наоми посоветовал ей того же самого акушера, что принимал у нее Галлея. Но лучшая подруга Наоми в Лос-Анджелесе, Лори Шапиро, решительно воспротивилась. Дело было не только в воспоминаниях о Галлее. Лора была замужем за сказочно богатым врачом-рентгенологом, и ее муж, Ирвин, знал всех медиков в городе. Единственно приемлемым вариантом оба считали доктора Розенгартена. Он принимал у Лори роды три раза, все три ее отпрыска прошли через его руки. И Лори, и Ирвин уверяли Джона и Наоми, что это лучший специалист в Лос-Анджелесе, и в доказательство приводили длинный список знаменитостей, чьим детям он помог появиться на свет.

В действительности Джон и Наоми обрадовались смене врача. Им и самим хотелось разорвать эту связь со своим несчастным прошлым. Сидя в кабинете доктора Розенгартена и оглядывая вычурную мебель, Джон подумал, что у Университета Южной Калифорнии, помимо прочих, есть и еще одно неоспоримое достоинство. Для профессуры была предусмотрена отличная медицинская страховка.

Секретарша Розенгартена приоткрыла дверь и одними губами что-то произнесла. Высокая грациозная блондинка, истинно калифорнийская красотка, худая и высокомерная, словно Снежная королева.

— Прошу извинить меня, — сказал Розенгартен. — У одной из моих пациенток начались роды, на три недели раньше срока. Она… — Он поднес палец к губам. — Не могу назвать вам имя, конечно, но завтра вы узнаете обо всем из газет. Я скоро вернусь. — Он покровительственно улыбнулся и вышел. В третий раз за время консультации.

Джон почувствовал сильное желание дать ему в глаз. Наоми лежала на кушетке, халат ее был распахнут, а живот намазан гелем.

— У доктора Розенгартена сегодня очень напряженный день, — извиняющимся тоном объяснила медсестра.

— Прекрасно, — сказал Джон. Он взял Наоми за руку и взглянул на серо-белые разводы на мониторе. — Потом передайте ему, как я ему сочувствую.

— Хорошо, непременно передам. — Чувство юмора у медсестры, судя по всему, отсутствовало.

Через несколько томительно долгих минут акушер вернулся.

— Ну что ж, миссис Клаэссон и… э… доктор Клаэссон, теперь я могу подтвердить, что у вас все в порядке. Беременность двенадцать недель, плод здоровый, результаты ультразвукового измерения в норме. — Доктор Розенгартен многозначительно помолчал. — Хотите узнать пол?

Наоми взглянула на Джона, и оба улыбнулись. Она быстро отвернулась. Чувствовала она себя плохо, ее все время тошнило, и кружилась голова, и прямо перед приходом сюда Наоми в очередной раз вырвало. Все это продолжалось уже несколько недель. Она достала платок и вытерла губы. Рот то и дело наполнялся слюной.

Даже сквозь стеклопакеты было слышно, как грохочет отбойный молоток на улице, семью этажами ниже. Дорожные работы. В воздухе за окном стояла серая пыль. Наоми посмотрела на серую кирпичную стену торгового центра, возвышавшегося прямо напротив Седарс-Синай, и подумала, что нужно будет обязательно заглянуть туда на выходных. Пока длятся летние распродажи, неплохо было бы присмотреть себе пару новых бюстгальтеров и какую-нибудь одежду посвободнее. Она еще не начала набирать вес, хотя грудь значительно увеличилась и стала невероятно болеть, но опыт предыдущей беременности подсказывал, что прибавка в весе произойдет уже в следующем месяце.

Джон снова сжал ее ладонь. Наоми взглянула на неясный крошечный силуэт на экране. Видны были ручки и ножки ребенка, а с помощью доктора Розенгартена ей удалось даже различить ступню.

— Я думала, что до шестнадцати недель пол выяснить невозможно.

— С нашим оборудованием, — в голосе доктора послышалась обида, — двенадцати недель вполне достаточно. — Он вызывающе скрестил руки на груди, как оскорбленный подросток, и посмотрел на медсестру, напоминавшую восточную Барби. — Руководства для будущих родителей, — пренебрежительно бросил он. — Эту чушь насчет шестнадцати недель обычно пишут в таких книжках. Все они барахло, верно?

Медсестра согласно кивнула.

— Если у вас есть вопросы, задайте их мне, — продолжил Розенгартен. — Не тратьте времени на эти дурацкие брошюрки.

Наоми поймала взгляд Джона. Несмотря ни на что, она вдруг страшно разволновалась. Джон погладил ее ладонь. Нежно, почти незаметно.

Это было странное ощущение. Снова беременна. Иногда, когда тошнота отступала, Наоми чувствовала себя невероятно счастливой. Но в то же время груз ответственности был нешуточный. Она знала, что Джон ожидает от Люка многого, и тоже разделяла эти надежды.

Не отрываясь от экрана, Наоми попросила:

— Я могу еще раз послушать, как бьется сердце?

— Разумеется. — Доктор Розенгартен опять приложил сканер к ее животу, намазанному гелем, и немного подвигал его туда-сюда, пока устройство не уловило звук. Несколько секунд Наоми, затаив дыхание, вслушивалась в обнадеживающее торопливое «тук-тук-тук» крохотного сердечка.

Розенгартен посмотрел на часы и убрал сканер.

— Теперь вы можете встать, миссис Клаэссон.

Медсестра быстро вытерла ее живот.

Наоми встала. Внезапно ее охватила паника.

Что мы наделали? Что, если все пойдет не так?

— Ребенок нормальный? — спросила она.

Чертова секретарша уже снова маячила в дверях и подавала Розенгартену знаки. Он сделал жест, что все понял, и с отсутствующим лицом повернулся к Наоми:

— Абсолютно.

— Это точно? Вы уверены?

— Насколько мы можем судить на этом этапе — да. Чудесный здоровый малыш. У вас нет причин беспокоиться. Сильная тошнота — эта hyperemesis gravidarum — скоро пройдет. Просто расслабьтесь, не волнуйтесь и наслаждайтесь своей беременностью. Это прекрасное, восхитительное время.

«Ребенок здоров! Мой ребенок здоров, и он внутри меня». На мгновение Наоми закрыла глаза, пытаясь побороть очередной приступ тошноты. Я буду тебе самой лучшей мамой, а Джон будет самым лучшим отцом, обещаю. Мы будем стараться изо всех сил, чтобы дать тебе все самое лучшее. Чтобы ты мог использовать все те возможности, которые подарил тебе доктор Детторе. Ты особенный, ты знаешь это? Совсем особенный. Самый особенный ребенок в мире.

— Итак, — сказал Джон. — Вы нам так и не сказали.

Доктор Розенгартен в сотый раз взглянул на часы. Время консультации явно вышло.

— Не сказал что? — нетерпеливо переспросил он.