Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаете, как вызвать полицию? – вдруг спросил гриб.
На нее смотрели настороженно.
– У меня своя турфирма, – сказал гриб. – Вчера пришел кавказец, принес паспорта молодых девушек. Хочет вывезти их в рабство и сделать проститутками. Им нужна испанская виза. Я отказалась.
Максим стоял и думал, какой же он идиот. Почему же он не сбежал сразу, почему привел ее сюда?
– Какая же вы молодец, – сказала хозяйка, закрывая тему.
– Он сходил к машине и принес автомат, – сказал гриб. – Направил на меня и начал стрелять. Я чудом осталась жива.
– Надо ехать в полицию, – сказал Максим. – Срочно поезжайте, я вызову такси. Им надо это обязательно рассказать! Какой здесь адрес?
Такси приехало через пять минут. И увезло гриб.
«Стереть ее номер, – думал он. – И чтобы больше никогда, никогда ничего такого».
И пошел с бокалом вина к подруге хозяйке. Знакомиться.
Его телефон тренькнул. Пришла эсэмэска.
«Я не успела всё сказать. Они украли моего сына. Он был с мужем в Барселоне. Мужа ударили по голове, он потерял сознание. Что мне делать? Помоги! Мне больше не от кого ждать помощи».
Он ждал звонок от сына. От своего. Не мог выключить телефон.
«Ты ведь сейчас с ней, да?»
«С этой длинноногой шлюхой, да?»
«Ты не понял меня и прошел мимо. Мимо своей единственной».
Шел второй час ночи. Он сидел и думал – отправить ей эсэмэску: «Не пиши мне больше» или «Да пошла ты на…» – и не мог выбрать правильный ответ.
А эсэмэски сыпались безостановочно. Как мука из дырявого пакета.
«Не пиши мне больше никогда».
«Ты сделал мне больно. Я решила отравиться, и ты не простишь себе этого никогда».
– Господи, какое счастье, – сказал он вслух, прочтя последнюю. – Только бы она не передумала.
Сообщения все шли и шли.
«Это Аня, сестра Марины. Ее увезли в больницу. Она умирает и просила вам передать, что будет ждать вас. Вы приедете?»
«Марине делают операцию».
И наконец:
«Марины больше нет».
Максим вытер пот.
– Никогда, – сказал он себе, поднимая стаканчик виски. – Слышишь? Никогда!
Выпил и тут телефон снова тренькнул. Он взял его и прочел:
«Это Марина. Слухи о моей смерти оказались сильно преувеличены».
Я смотрел на нее и думал, но не о ней, а о Тарковском. Ветер ласкал ее волосы, точно собираясь уложить их по-новому, она постоянно придерживала их руками. Когда у тебя такая прическа, пить кофе на ветру, наверное, не очень удобно. Но это было настолько красиво – когда волосы облепляли ее лицо, то скрывая его, то показывая снова – что я сидел и вспоминал Тарковского. Трепещущие занавески. Рябь, пробегающая по лугу, словно по воде.
Ей было хорошо за пятьдесят, но она выглядела так, словно возраст не имел к ней никакого отношения. Отличная фигура, красивая дорогая одежда. Большие темные очки прятали глаза и, вероятно, морщинки в их уголках. А ветер, игравший с ее волосами, на секунду заставлял поверить, что она намного моложе – когда лицо пропадала за светлыми прядями, а потом вновь открывалось тебе.
Я заметил, что она тоже смотрит на меня. Почувствовал взгляд по положению ее головы и смутился. Сказал:
– Прошу прощения.
Но не выдержал даже минуты и снова стал смотреть на нее. Она выпила кофе, легко поднялась и пошла к «Лексусу», припаркованному прямо на тротуаре. У «Кофемании» на Кудринской никто не парковал машины так, как она, но ей никто не сделал замечания.
«Может быть, хозяйка, – подумал я. – А может быть, таким женщинам не делают замечания – в принципе». В ней не чувствовались властность или сила. Но она вся была наполнена какой-то удивительной красотой.
Она вернулась, заказала еще кофе. Походка у нее была удивительно легкой для ее возраста, да и вся она была необычайно стройная и при этом без малейшего намека на худобу. Стройная сама по себе, а не благодаря фитнесу. А голос был хрипловатый. Наверное, она много курила.
Я почему-то вспомнил, как давным-давно увидел фотографию, на которой Киану Ривз обнимал за плечи очень красивую и очень немолодую женщину. У него в руке был бокал с шампанским, у нее в руке был бокал с шампанским. Они улыбались и были очень счастливыми. Какая-то актриса. Очень похожая на нее.
– Поехали? – спросил Сергей.
Он уже спешил. Всё то время, что я смотрел на нее, он говорил по телефону. Обсуждал какие-то рабочие вопросы.
– Поехали, – сказал я и знаком показал официанту, чтобы он принес счет.
Ветер снова закрыл ее лицо волосами. На это можно было смотреть бесконечно, как на волны в море.
И тут случилось чудо. Длинный светлый волос прилетел к нашему столу и лег другу на плечо. На черной ткани его было хорошо видно.
Я хотел снять волос. Чтобы просто прикоснуться к нему, почувствовать его руками. Но подумал, что это неспроста. Что разные колдуны используют волосы для заклятья. И это капкан, ловушка. Сейчас дотронусь – и буду вспоминать ее всю жизнь. А мне было достаточно этого получаса. Чтобы это воспоминание не обернулось проклятьем и памятью.
Пришел официант. В ярком, по случаю нового сезона, наряде. Столько лет они носили в «Кофемании» черное, а вот теперь переоделись.
– Едем? – повторил Сергей, вставая.
– Едем, – сказал я.
Она осталась, сидела и смотрела в телефон, а не на то, как мы уходим.
«А ведь наверняка она колдунья, – сказал я себе. – Но ловушка не сработала».
Беги, Гензель. Беги.
Сережа видел, что я молчу, и тоже молчал. Мы ехали по Садовому, ушли на Проспект Мира. Когда проехали Рижский вокзал, я почувствовал, что могу говорить. От того притяжения не осталось ничего.
– Как дома? – спросил я.
– Дома? – переспросил он. Не удивляясь вопросу, а медленно вступая в разговор. – Дома – никак.
Я поднял брови.
– Никак, – повторил он.
– Почему? – спросил я.
– Поехал кататься на велосипеде с Аленой, – сказал он. – Едем-смеемся, увидели палатку с мороженым. Остановились, купили два вафельных стаканчика.
– Их еще продают?
– Продают. Сели на лавочку в парке. Едим, смеемся. Она мне руку на плечо положила. И тут я понимаю, что на меня кто-то смотрит… – Он замолчал, пропуская влезавший под нас грузовик.
– Да ладно, – сказал я.