На греческих скалах маленькую экспедицию ждало что-то абсолютно новое и чуждое.

Годы непрерывной борьбы за существование нарастили вокруг души президента подобие коросты, не допускавшей жалости, излишнего милосердия и мягкости к подчиненным. Тем не менее, будущие потери среди близких людей он ощущал необычайно остро, и с возрастом острота не притуплялась…

Он точно знал, что завтра их станет меньше.

Кто-то погибнет, вероятно, многие, и изменить ничего нельзя, потому что идет война. Пусть голосят блаженные на каждом углу, что погибель принес именно он, Проснувшийся, пусть науськивают темную паству соборники, пусть шепчут по деревням кликуши, что Кузнец продался колдунам, это неважно. Он покончит с Карамазом, вернется и раздавит их всех.

Сегодня важно то, что загадка Дробиченко обойдется в несколько молодых жизней…

Бравые спутники президента тыкали пальцами, наперебой показывая друг другу следы морского боя, хвастались успехами, узнавали внизу оставленных друзей. Коваль не мешал им радоваться, не так уж часто в суматошных буднях этих людей возникали окошки отдыха. Президент не мог взять с собой много людей, гондола была рассчитана максимум на дюжину, плюс груз оружия и боеприпасов.

Затем берег удалился, и под мерное тарахтенье моторов, маленькая команда завалилась спать. Коваль приказал отдыхать всем, предчувствуя, что очень скоро сон снова станет большим дефицитом. Он спрашивал себя, все ли сделал правильно, стоило ли покидать твердую землю и армию. Кроме армии, на берегу остался последний выживший дракон, которому свиные туши подталкивали длинными шестами…

Как и прежде, пришлось взять с собой здоровяка Митю Карапуза. Незадолго до отхода флота Митя получил из рук президента орден и майорские погоны, за усмирение восстания в Лужских каторжных лагерях. Радея на службе, Карапуз героически разрывался между полком преданных, бешеных чингисов, оставленных на берегу, и обязанностью сопровождать патрона в опасных передрягах. Майор дремал с полуоткрытыми глазами, не изменяя дикарским привычкам, привычно сжимая коленями шестиствольный пулемет…

Рядом с огромным Карапузом прел в кольчуге щуплый смуглый узбек, Расул Махмудов, личный осведомитель Малого круга власти в Ташкенте и, по совместительству, редкий знаток арабского языка. О том, что в Ташкенте, Самарканде и Фергане Махмудов пользовался совсем другим именем, считался богатым купцом, держателем нескольких лавок и караванов, в российской столице знали, помимо Коваля, всего два человека. Расула не стоило отвлекать от бизнеса, но у Артура не было выхода; на весь Питер не нашлось достойного доверия переводчика, а арабист очень скоро мог пригодиться. По официальной версии, как раз сейчас Махмудов организовывал торговое представительство в Финляндии. Но щуплый узбек обладал и несколькими скрытыми талантами.

Коваль ощутил тайну еще при первой встрече с Расулом, шесть или семь лет назад. Потертого незаметного гостя привел Старшина книжников Лева Свирский; у бывшего библиотекаря Зимнего дворца имелись, как ни странно, удивительные связи и знакомства. Лева представил Расула и намекнул, что если парню подсобить серебром на обустройство торговли, то в дальнейшем вложения вернутся золотом, и вдвойне. Так оно и вышло, Махмудов первый проторил караванные тропы через прикаспийские болота, до Оренбурга и Астрахани…

А тогда Артур сразу спросил у простоватого с виду, замусоленного сына степей, чем от него разит. Гость как бы удивился, захлопал глазами, вывернул карманы. Тогда Коваль, к изумлению книжника, назвал и нарисовал узбеку четыре травки, истолченные в порошок, которые тот прятал в потайных местах одежды. Коваль назвал узбеку всего четыре травки, потому что различать их научила его еще Анна Первая в уральской тайге; другие травки и готовые смеси, припрятанные за обшлагами халата, Артуру оказались незнакомы, но, по крайней мере, две из них несли смертельную угрозу.

Слишком серьезную угрозу, чтобы находиться рядом с азиатом в закрытом помещении. Артур даже подумал, что Старшину книжников обманули, подсунув вместо правильного кандидата в шпионы наемного убийцу. Он повидал к тому времени немало убийц, однако травника встретил впервые.

Травники — мирные люди. Обычно это так.

Артур вспомнил наставления Бердера и переместил взгляд на руки узбека, и особенно на кончики пальцев. Ногти длинные, чуть загнутые, аккуратно подстрижены, но сверху словно темным лаком покрыты. Артур отодвинулся на шаг, готовый выхватить нож, и потребовал от загорелого гостя, чтобы тот положил руки на стол, ладонями вверх. Бедный Лева Свирский крутил головой, ничего не понимая, зато Расул прекратил придуриваться и выказывал впредь хозяину Петербурга явное уважение.

Он уже без лишних просьб предъявил остро заточенные ногти, под которыми можно было легко спрятать крупицы ядовитого порошка, он показал хитрые зашитые кармашки на халате и шароварах, поведал названия незнакомых растений. От мельчайших крупиц одного порошка взрослый человек мог впасть в кататонию на несколько дней, от гранул другого, невзначай брошенного в глаза, — мог ослепнуть, испытав страшные боли, от третьего — впадал в бешенство, а затем — навсегда оставался слабоумным…

Многое умеют травники. Иным не нужен ни кинжал, ни верный пес, ни арбалет, чтобы защитить жизнь. Достаточно царапнуть противника ногтем.

Впрочем, в тонкости Коваля так и не посвятили, Расул вообще болтал мало, зато много успел сделать. Раскрутил торговый бизнес, построил свое представительство в Астрахани, участвовал в посольствах и снабжал Петербург информацией о событиях в Средней Азии. И дальше бы катилась неспешная, дремотная жизнь уважаемого купца, если бы не Карамаз, затеявший вербовку нищих для войны с Россией. Карамаз-паша набирал глупых бедняков в янычары, обещая им золото и победы, земли у прохладных родников и диковинных женщин. Карамаз жег книги, закрывал школы и безжалостно сек отступников веры… Спрятав семью, Расул Махмудов успел снарядить последний караван хлопка в Россию. Его мирная шпионская миссия подошла к концу. Завершив хозяйственные операции в Астрахани, Нижнем и Петербурге, выступив в русской Думе, Расул собрался на родину, но вовремя одумался. Друзья с юга предупредили, что в Ташкенте свирепствуют конные банды с плетьми…

Русский имам позвал на корабль, предполагая возможные контакты с арабами. Махмудов погоревал и согласился.

У борта, привычно контролируя спину патрона, застыл новый телохранитель Коваля. Как и прочие, особо приближенные к президенту, пивовар фон Богль был обязан Артуру жизнью. Приставленный Тайным трибуналом, коротышка фон Богль днем и ночью находился в задумчивом, полусонном состоянии. Глаза он прятал за толстыми стеклами темных очков, стриженый череп укрывал пробковым шлемом. Его белый, в прожилках вен, лоб блестел под толстым слоем защитного крема, а туловище привычно парилось под пятнистым брезентом. Коротышка-немец совсем не выглядел грозным бодигардом, в рыхлом балахоне и тяжелых ботинках, он, скорее, напоминал неуклюжего гнома. Из всей компании, собравшейся в гондоле дирижабля, только Артур и Митя Карапуз видели племянника герра Борка в деле. Точнее на тренировке.