Открытые глаза сурка все еще влажно поблескивали, маленький хвостик дернулся раз, другой… Однако зверек не шевелился, даже дышать стал едва заметно. И вдруг я понял, что сурок в ответ рассматривает меня. Будто ему кто-то рассказывал обо мне, и вот теперь он впервые со мной встретился. Затем сурок издал странный звук, и я придвинулся ближе, но он уже обмяк – умер.

Отец медленно направлялся к дому. Сильный порыв ветра налетел на дуб, и мириады дождевых капель, оставшихся от предыдущей бури, обрушились на меня и мертвого сурка: холодная вода ударила по макушке и потекла за воротник.

Отец не подстрелил ни одного из псов – слишком неторопливо он возвращался, неся лишь ружье.

Я уселся на землю, прислонясь спиной к стволу дуба, а отец прошел мимо, так и не сказав ни слова. Ферма будто дышала пустотой.

Через пару часов я вернулся в постель. Лежать там днем было так непривычно – все казалось неправильным, даже солнечный свет, что струился в окно.

Отец досматривал окончание бейсбольного матча, включив звук на всю катушку. Вообще-то телевизор орал так громко, что и в комнате на втором этаже я отлично мог следить за ходом игры.

Похороны мамы должны были пройти завтра, во вторник, а я только и думал, что о мертвом сурке и обо всем произошедшем в Дине на прошлой неделе: загадочном незнакомце в антикварном магазине и странных старухах с ярмарки. У меня все вертелись в голове таинственные слова, начертанные на столе.

Ищи Древо Жизни.

На самом ли деле я их видел или только придумал? Вернись я в магазин, нашел бы тот стол с нацарапанными письменами? Интересно, разрешит мне ли мистер Пелле зайти в подсобку или придется пробираться внутрь тайком?

Телевизор вдруг умолк – наверное, папа его выключил. Половицы заскрипели, и раздался звук шагов по ступеням. Отец очень медленно поднялся по лестнице и остановился возле моей комнаты: я заметил в щели под дверью его тень. На миг мне захотелось вскочить, распахнуть дверь и изо всех сил обнять папу. Я устал от одиночества.

Однако я этого не сделал. Я злился. Злился, что отец убил сурка, что после смерти мамы он со мной не разговаривает, злился, что мама умерла. Что жизнь изменилась.

Злился, что мне нужно в одиночку придумывать, как вернуть маму.

Створка качнулась. Я тут же упал на подушку, затаил дыхание и закрыл глаза, притворяясь спящим. Я знал, что отец смотрит на меня, но снова поборол желание броситься к нему в объятия. Дверь скрипнула – папа ушел. Я испустил долгий смущенный вздох, подкрался к окну, оперся подбородком о подоконник и пристально уставился на огромный дуб, отмеченный молнией: на его листве играл солнечный свет. Затем я перевел взгляд на церковь, высматривая собак, – тех и след пропал, как и сурка. Они исчезли.

А потом я увидел старика. Он, прихрамывая, шел вдоль переулка – невысокий, упитанный человек с толстой шеей. На нем были темно-синие рабочие штаны и рубашка на пуговицах. Он шагал медленно, к тому же останавливался каждые тридцать секунд, чтобы выудить из нагрудного кармана гребенку и зачесать волосы назад. Старик хмурился, сердито поглядывал вокруг и бормотал что-то себе под нос.

У дуба, там, где дрались звери, мужчина остановился, опустился на колено и принялся ощупывать влажную траву. Затем, по-прежнему хмурясь, поднес руку к лицу. Потрогал длинную отметину, что осталась от удара молнии, потом поднялся и направился прямо к дому. Когда чужак подошел ближе, он показался мне смутно знакомым. Характерная манера походки – старик переваливался с ноги на ногу, – большие плечи, бочкообразное тело, все напоминало о человеке из антикварного магазина. Конечно, в тот раз я не видел лица незнакомца, однако решил, что это он.

Шел старик все так же медленно, прихрамывая, и время от времени останавливался причесаться. Подойдя ближе к дому, незнакомец пропал у меня из виду. Я слышал, как он поднялся на крыльцо и подошел к двери.

А потом громко в нее постучал.

Услышав стук, я понял, что должен открыть. Нельзя было остаться в своей комнате, притворяясь, что меня нет дома. Определенно между незнакомцем и происходящим вокруг имелась какая-то связь. Возможно, с его помощью я сумею вернуть маму, ведь он знаком с цыганками.

Стараясь не издать ни звука, я вышел из комнаты и спустился по лестнице. Я даже не дышал. Подкравшись к двери, я прислонился спиной к стене и замер в ожидании чего-то – сам не знал чего. Одно дело – решиться поговорить с совершенно незнакомым человеком, пусть даже с виду немного чокнутым, другое – открыть дверь и впустить его к себе домой.

Снова послышался стук – такой громкий, что задребезжала рама москитной сетки. Я сделал глубокий вдох и уже собрался выглянуть наружу, как послышался голос, которого я совсем не ждал.

– Сэм, ты дома?

Это была Абра.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался я, открывая дверь.

– Не знаю. Просто пришла.

– Да нет же… Тут под деревом стоял какой-то человек, потом он пошел к дому, и я услышал стук…

– Видимо, это была я, – заявила Абра и добавила, понизив голос: – Как ты?

Голубые глаза Абры с печалью всматривались в меня. Конечно, она говорила о маме, и мне вновь стало грустно.

– Все нормально, – пробормотал я.

Протиснувшись мимо нее, я спустился по ступенькам во двор.

– Да что с тобой? – выпалила Абра. – То есть я знаю что, но, может, стряслось что-то еще?

Мы подошли к дубу, и я прислонился к стволу. Внимательно оглядел шрам от молнии, опалившей кору: там, где старик к нему прикасался, остались четкие следы. Должно быть, он испачкался кровью, когда трогал землю, на которой лежал мертвый суслик, а потом теми же пальцами ощупывал дерево.

– Всего полминуты назад здесь был старик, – сказал я, глядя прямо в глаза Абре. – Это отметины от его пальцев. И мне плевать, веришь ты мне или нет.

– Верю, – отозвалась Абра.

Я знал, что она не врет.

Нерешительно улыбнувшись, Абра заправила белокурые волосы за уши. Тогда я рассказал ей о собаках, и об их схватке с сурками, и о смерти одного из зверьков, и о возникшем у меня странном ощущении.

– Все это как-то связано, – неуверенно вздохнул я. Мне очень хотелось во всем разобраться.

Мы долго сидели молча. Вдруг я заметил в углу сада воткнутую в землю лопату и направился туда. Абра, ботинки которой поскрипывали от мокрой травы, пошла следом.

– Спорим, отец закопал сурка здесь? – сказал я, обернувшись на нее. Но она, прищурясь, смотрела в небо.

И прежде чем увидеть, на что она смотрит, я услышал шум.

Вжух-вжух-вжух – раздавались зловещие звуки. Словно кто-то свистел снова и снова. Я поднял голову к небу: стервятников было не меньше тридцати. Шум они производили долгими взмахами крыльев – вжух-вжух-вжух. Такой же свист издает ветка, которой бьют по воздуху.