того что Пикассо очень бережно хранил эту картину, писатель Пьер Декс полагает, что изображенная на ней женщина тоже Марселла Юмбер.

Мэри Мэтьюз Джедо утверждает, что выбор Пикассо, которому было свойственно трагическое мироощущение, не случайно пал на женщину обреченную, на ту, кому суждено было вскоре умереть. Карлос Рохас по этому поводу рассуждает несколько иначе:

«Однако в связи с отношениями между Пикассо и Марселлой Юмбер возникает ряд вопросов, на которые непросто найти ответы. Как могло случиться, что человек, которого один вид человеческих страданий душевных или физических приводил в ужас, связал судьбу с женщиной, больной туберкулезом, и испытал с нею, по всей видимости, самое полное и счастливое за всю свою долгую жизнь чувство, точно зная, что болезнь ее по тем временам неизлечима, а затем в течение шестидесяти лет ревниво, бережно и преданно хранил память о ней, ни с кем не желая делить свою тайну? Почему этот человек, которому мысль о смерти внушала панический ужас, и в ней он со свойственным ему суеверием видел символ враждебного и противостоящего человеку начала в мироздании, перебрался вместе с Марселлой в квартиру, окна которой выходили на кладбище, и, казалось, не замечал этого, пока Гертруда Стайн не обратила его внимание? И если в отношениях с Фернандой Пикассо скорее похож на покорного сына, который занимается уборкой и ходит на рынок, то с Евой он обращался, как нежный отец с обожаемым и тяжелобольным ребенком».

Далее этот биограф Пикассо пишет:

«Трудно сказать, как могла бы сложиться жизнь Пикассо и Евы, не умри она так рано. Кстати, Пьер Декс не исключает возможности, что Пикассо, несмотря на совместное счастье, время от времени изменял Еве, когда они переехали в их последнюю квартиру. Возможно, именно ее образ ищет Пикассо в молодых возлюбленных, противопоставляя их каждый раз типу возлюбленной-матери. И каждый раз воспоминание о Еве, вызывая в душе образ несчастной Кончиты, переносилось на юных возлюбленных, которые вполне годились художнику не только в дочери, но и во внучки».

Смерть унесла Марселлу Юмбер в первую военную зиму. А еще из жизни художника по разным причинам ушли его сестра Кончита и приемная дочь Леонтина, удивительно похожие на Марселлу. Вернее, не так — это Марселла была удивительно похожа на них, и это уж точно не случайно. Наверное, где-то в глубине души что-то подсказывало Пикассо, что эти его поиски «замещения» противны природе из-за потаенной внутренней связи с инцестом. Наверное… Но он так и не смог залечить свои эмоциональные раны. Вот, говорят, время лечит. Но когда человек пытается искусственно сократить время прохождения через все стадии душевной боли, он лишь удлиняет его. Вот и Пикассо, пытаясь избавить себя от боли, лишь продлевал ее, и мы в этом очень скоро убедимся.

Глава пятая

Вы меня компрометируете

А пока вернемся в 1917 год — в прекрасный город Рим.

Настойчивые ухаживания окончательно пришедшего в себя после утраты Марселлы Юмбер Пикассо Ольга Хохлова первое время встречала достаточно сдержанно, а порой даже находила их излишне демонстративными. «Вы меня компрометируете», — говорила она. Ничего себе! Он ее компрометирует! Пикассо в жизни подобного не слышал, и такие заявления еще больше возбуждали его. Он видел перед собой препятствие — значит, оно должно было преодолено.

А Ольге Пикассо пока просто нравился. И это тот самый Пикассо, ненасытный мачо, черные глаза которого были «заряжены электричеством». К тому же, как мы уже говорили, несмотря на то что Ольга не очень интересовалась живописью, слава Пикассо не могла не производить на нее впечатления. И все же, и все же… С одной стороны, ее немного пугал горячий темперамент и необузданность испанца. С другой стороны, ее еще больше пугал «завтрашний день»: революция и Гражданская война в России, а также возможность или невозможность вернуться на Родину. Ольга прекрасно понимала, что большую карьеру в балете ей уже не сделать и надо было думать об устройстве семейного очага. Но станет ли Пикассо с его богемным прошлым хорошим мужем?

* * *

В Риме артисты балета жили в отеле «Минерва», а Дягилев, Пикассо и Мясин остановились в отеле «Россия». Тем не менее Пикассо встречался с Ольгой каждый день.

И постепенно балерина все же начала отвечать на его бурные чувства. В самом деле, любовь богатого и известного художника, вошедшего во вкус замыслов Дягилева, зажигала Ольгу, льстила ей. Да и понимала она прекрасно, что девушке рано или поздно все равно придется выходить замуж. Предположим, Ольга и предпочла бы русского — состоятельного, благородного происхождения… Да где же такого найдешь, когда на дворе 1917 год со всеми его «кто был ничем, тот станет всем» и прочими вытекающими последствиями? И из балета рано или поздно придется уходить.

Ольга с ужасом заглянула в свое будущее и собралась сообщить матери, сопровождавшей ее в течение некоторого времени в турне дягилевской труппы, что к ней сватается Пабло Пикассо. Однако, немедленно почувствовав всю нелепость словосочетания «сватается Пабло Пикассо», она заменила его другим: «Месье Пикассо сделал мне предложение». Все, что знала о будущем зяте Ольгина мама, внушало ей только дрожь в коленках. С другой стороны, времена меняются… А этот мужчина вроде бы богат и влюблен в Ольгу.

— Может ли художник быть человеком серьезным? — проконсультировалась добрая женщина с Дягилевым, который был для нее и Богом, и чем-то вроде дельфийского оракула.

— Не менее серьезным, чем балерина, — отшутился тот.

И дело было решено.

Глава шестая

Провал в Париже

После Рима Дягилев повез свой балет в Париж, и 18 мая 1917 года в парижском театре «Шатле» состоялась премьера «Парада». Это был одноактный балет, созданный на стихи Жана Кокто с музыкой Эрика Сати. Хореографом и главным исполнителем выступил Леонид Мясин, а декоратором — Пикассо.

Считается, что идея написать балет пришла к Кокто, когда он услышал произведение Сати «Три пьесы в форме груши». В результате Сати согласился написать музыку для балета, хотя до этого он ничего подобного не делал, но отказался использовать уже созданные композиции. Согласно Кокто, главной темой был парад артистов цирка, которые своими