- Понял, - отчетливо произнес мужик. Главное для себя он, действительно, понял: я возвращаю ему жизнь и свободу, а остальное пока не так и важно.

- У тебя часы есть? - спросил я.

- Есть, - сказал мужик и принялся расстегивать ремешок наручных часов.

- Я сейчас ухожу, а ты выйдешь отсюда не раньше чем через полчаса, - сказал я ему. - Сверим время!

Уточнять хронометраж он не стал, а вместо этого выронил кепку и сам повалился вслед за ней в лужу собственной мочи.

- Уринотерапия, - констатировал я и добавил: - Ети ее мать!..

* * *

С большим трудом отмывшись от запахов российской стройки и надев все чистое и ароматное, я отправился на свидание к Светлане. Во-первых, чтобы увидеться, пообщаться и, если представится такая возможность, предаться усладам любви, а во-вторых - чтобы в деревенской тиши поразмышлять о будущности России и составить план, с помощью которого мы, три немолодых уже мужика, могли бы остановить экспансию Романова и, самое главное, спасти из его лап Светлану.

Дорога до поселка Тайны была недолгой, но томительной и грустной. Томительной от ожидания встречи с любимой, которая внезапно стала очень значительной частью моей жизни. Существенной и неотъемлемой, как часть тела, жизненный орган или брат-близнец, родство с которым, как говорят, чувствуется на расстоянии, и всякая боль, переживаемая им, становится твоей болью, страдание - твоим страданием.

Приехал я без предупреждения и застал Светлану в деревенской одежде с чужого, более крупного плеча. Она срывала гроздья красной смородины, выбирая из колючих веток самые зрелые, налитые спелым соком ягоды и укладывая их в стоящее у ноги голубое пластмассовое ведро.

Глория Викинговна сидела за врытым в землю деревянным столом и занималась множеством дел сразу - перебирала ягоды, отделяя их от сора, листиков и тоненьких веточек. Кроме того, она пила крепкий кофе из маленькой, не чайной, чашки и курила длинную сигарету.

Одета тетя Глаша была в элегантный джинсовый костюм, явно купленный не на рыночном развале, и в туфельки без каблуков, в которых впору расхаживать по подиуму, а не топтать землю садового участка.

- Лешенька! - крикнула Светлана, опрокинула пластмассовое ведро и бросилась ко мне обниматься и целоваться.

Тетя Глаша восприняла мое появление спокойнее, но тоже обрадовалась, сняла с колен небольшой медный тазик, куда складывала очищенные ягоды, и поднялась мне навстречу. Но пока что мной полностью завладела Светлана. Она висела у меня на шее, шептала что-то невнятное то в одно, то в другое ухо, время от времени переспрашивая: - Правда, Леша? - целовала все доступное для поцелуев и, в довершение всего, обхватила мои ноги своими, в результате чего мы едва не оказались в гуще какого-то ягодного кустарника.

Наконец я с трудом оторвал от себя влюбленную девушку и сделал несколько шагов в сторону тети Глаши. Она терпеливо дождалась конца любовного безумия и теперь улыбаясь протягивала мне навстречу обе руки. Этим она сразу решила проблему, которая всегда беспокоит меня при встрече с малознакомой женщиной. Подавать руку, как мужику, я считаю не очень приличным, целовать - тоже как-то не так, поэтому я обычно ограничивался вежливым кивком с приличного расстояния. Тетя Глаша решила, что нам надо обняться, и я с готовностью распахнул руки.

- Садись, Леша, - она смахнула со скамейки ягодные прутики и села на самый дальний ее конец, чтобы оставить место и для Светланы. - Надолго к нам?

- На пару дней, - ответил я, - с ночевкой. Будет где переночевать?

Тетя Глаша задумалась.

- Во времяночке тебе постелю, ночи еще теплые, тебе хорошо будет, никто не помешает. Светланка-то, она в доме спит, так что отдохнешь спокойно, без всяких глупостей.

Лицо у меня, видимо, вытянулось или приняло какое-то смешное выражение, потому что тетя Глаша засмеялась, стукнула меня по руке кончиками пальцев и сказала:

- Шучу я, в доме постелю, места еще на пионерский отряд хватит. - Она вдруг погрустнела, стала переставлять разные лежащие перед ней вещи и, не поднимая глаз, сказала: - Предчувствие меня какое-то мучает, Леша, плохое предчувствие, а я в это дело верю. Сколько раз меня в жизни интуиция выручала, не перечесть! Сейчас, понимаешь, все хочу дом этот домовиной назвать. Со Светланкой разговариваю, с соседями, или вот с тобой сейчас, так и просится на язык - «домовина».

- Ну и что? - удивился я.

- А то, что домовина - это гроб. Живые люди в домовине не живут, а я пока помирать не собираюсь, я еще замуж выйти хочу…

- Так, может, это не вас касается, кого-то другого? - осторожно спросил я.

- Меня, Лешенька, меня. Моя интуиция на других не распространяется, к сожалению.

Она неожиданно заплакала, тихо, беззвучно, оставаясь сидеть с неподвижным лицом, по которому катились крупные, как ягоды смородины, слезы…

Остаток дня я провел в работах по дому, лишенному умной мужской руки. Приколачивал разные дощечки, планочки и рейки, которые мне услужливо подавали по очереди Светлана и Глория Викинговна. Потом было чаепитие с домашней выпечкой и вареньями разных сортов, в результате чего наступило ощущение сытости и блаженной дремы, которая и заставила нас улечься на двух стоящих в тени раскладушках. Глория Викинговна спать не ложилась, занимаясь варкой и готовкой, поэтому, проснувшись, мы со Светланой обнаружили накрытый стол во главе с огромным чайником.

Хлопоты по дому доставляли Глории Викинговне явное удовольствие, но настроение у нее не улучшилось, и, улучив момент, она тихонько спросила меня:

- Лешенька, а то, чем ты занимаешься в городе, это очень опасно?

- Опасно, - подтвердил я, - но для меня и, может быть, для Светланы. Вас это не касается ни коим боком, так что - не беспокойтесь.

- Предчувствие у меня, Леша, предчувствие…

- Если хотите, мы уедем. Деньги есть, я Светлану пристрою куда-нибудь.

- Нет, Лешенька, судьбу не обманешь.

Тут прискакала Светлана, повисла у меня на плече, говорила что-то, чего можно было и не слушать, потому что эти слова предназначались для передачи чувства, а не мысли и были чем-то вроде музыки, которую слушаешь всю, целиком, не расчленяя в уме на отдельные звуки и аккорды.

Когда опустились сумерки, тетя Глаша куда-то исчезла, что мы обнаружили не сразу, а просидев некоторое время на скамейке у деревянного, врытого в землю стола. Мы слушали тишину деревенского вечера, неохотно отрываясь, чтобы отогнать прибывающую с темнотой мошкару, и Светлана сказала:

- А не пойти ли нам баиньки? - и сказано это было таким тоном, что сомнений в бессонной ночи не возникало.

Тут мы заметили, что Глории Викинговны нет, и где она - неизвестно. Мы хотели уже устремиться на поиски, но тетя Глаша неожиданно возникла в свете единственного горящего в доме окна и сказала: