Сильно Иосифа Виссарионовича покоробили это «пошлое хихиканье» и недвусмысленные намеки.

Еще через два месяца дюжие агенты ГПУ завернули упирающегося Льва Давидовича в шубу, на руках вынесли из дома и доставили на вокзал. Путь его лежал в Среднюю Азию, а вскоре и вовсе за пределы СССР.

Известный историк и писатель «новой эмиграции» А.Г. Авторханов (1908―1997) утверждал, что Сталин не хотел отпускать Троцкого за границу,

«пока его не заверил начальник ОГПУ Менжинский, что будет ли Троцкий находиться в Алма–Ате, на Лубянке или на Мадагаскаре, для его ведомства это не играет роли. «Везде Троцкий будет находиться у нас», ― успокоил Менжинский Сталина. Как известно, он не ошибся».

Схоронившись в Мексике, Троцкий, характеризуя генсека, писал:

«В нем не было и тени того великодушия богатых натур, которое радуется талантам и успехам другого. В чужом успехе он всегда чувствовал угрозу своим целям, удар по своей личности. С силой рефлекса он занимал немедленно оборонительную, а если возможно, и наступательную позицию…

Чего Сталин, эта выдающаяся посредственность, никогда не прощал никому, это ― духовного превосходства. Он заносил в список своей памяти всех, кто в какой бы то ни было степени превзошел его или хотя бы не отнесся к нему со вниманием».

С момента разгрома «оппозиционного блока» Сталина определенно раздражал Бухарин и его «школка». Дело даже не столько в дурном характере Иосифа Виссарионовича, ― о духовном превосходстве Бухарчика вовсе говорить несерьезно, ― а в том, что от лидерства в разработке принципиальных теоретических вопросов социалистического строительства один шаг до претензий на политическое руководство. Слишком популярный, независимый и безответственно болтливый Бухарин стал мешать.

В это время Сталин взял на вооружение тезисы Троцкого и Зиновьева, которые сам не так давно осуждал и громил, и выступил за ускоренную индустриализацию и коллективизацию. В начале 1928 года при обсуждении положения в народном хозяйстве, в связи с трудностями, возникшими с развитием промышленности и при заготовках хлеба, в ЦК начались столкновения мнений в вопросе о методах разрешения проблем. Бухарин и его сторонники выступали против чрезвычайных мер при проведении коллективизации и индустриализации, против «военно–феодальной эксплуатации крестьянства». Сталинцы обличали противников в непонимании «механики классовой борьбы».

Тут Николай Иванович, как и предыдущие товарищи, «прозрел», стал искать совета у опального «Каменюги» и тиснул статейку «Заметки экономиста» ― благо являлся главным редактором «Правды». Такое предательство привело Сталина в ярость. Ноябрьский Пленум ЦК осудил теоретические взгляды группы Бухарина―Рыкова, направленные на снижение темпов развития индустрии и свертывание строительства колхозов. Так началась борьба с «правым» уклоном.

В январе и апреле 1929 года Объединенные Пленумы вновь рассмотрели и осудили «капитулянтскую» платформу «правых» ― Бухарина, Рыкова и Томского. Наивный Бухарчик что–то лепетал о личной дружбе, мол, все свои, старые большевики, не сошлись во мнениях ― бывает. Из–за чего ссоримся, ребята? Было время, Сталин писал: «Поцелуйте за меня Бухашку в нос», ― но неумолима логика политической борьбы. «У нас не семейный кружок, ― отрезал Иосиф Виссарионович, ― не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса». Нечего, сволочь, конспирировать с вчерашними троцкистами и отходить от «генеральной линии».

«Друзей» обвинили во фракционности, попытках сколотить антипартийный блок и освободили от всех занимаемых должностей. Вслед за этим их вывели из состава Политбюро, полностью отстранив от политической деятельности. Зиновьева и Каменева выслали в Калугу. Сталин прямо заявил, что время вождей закончилось:

«Если мы провозгласим одни законы для лидеров, а другие для «простого народа» в партии, то у нас не останется ничего ни от партии, ни от партийной дисциплины».

Из всего состава Политбюро ЦК РКП(б), упомянутого в ленинском завещании, на политическом Олимпе удержался лишь один человек. Троцкий писал:

«Серая фигура неожиданно отделилась в известный момент от кремлевской стены ― и мир впервые узнал Сталина, как готового диктатора».

Неожиданность состояла лишь в том, что этим диктатором оказался именно Сталин. Все остальное ― закономерность, которую молодой Лев, ярый противник большевизма, вывел еще в 1904 году ― партия насилия способна эволюционировать только в одном направлении:

«Аппарат партии замещает партию, Центральный Комитет замещает аппарат, и, наконец, диктатор замещает Центральный Комитет».

В партии и стране установился террористический режим партийного аппарата во главе с единоличным руководителем ― товарищем Сталиным, вождем мирового пролетариата, гениальным стратегом, лучшим другом ученых, детей и физкультурников.

Вот теперь можно всерьез заняться созданием «базы мировой революции». Всю свою энергию, всю волю Сталин направил на создание своей, невиданной доселе, по определению Авторханова, идеократической Империи.

Введение новой экономической политики позволило в кратчайшие сроки восстановить экономический потенциал страны. В 1923 году промышленное производство более чем в два раза превысило по своему объему уровень 1921 года, составив 39% по отношению к 1913–му. Сельское хозяйство, освобожденное от прелестей продразверстки, составило 75% довоенного уровня. Снятие внешней блокады позволило начать экономические контакты с европейскими странами, хотя они так и не стали прочными. Кризис сбыта 1923 года удалось благополучно преодолеть, и в 1924 году экономические показатели медленно, но верно росли.

В 1926 году Сталин объявил, что страна вступила

«в новый период новой экономической политики, в период прямой индустриализации»

и что

«необходимо иметь развитую индустрию, ибо индустрия есть основа, есть начало и конец социализма, социалистического строительства…».

13 апреля, читая доклад ленинградскому активу, генсек провозгласил курс на индустриализацию:

«Стало быть, очередная и основная задача состоит в том, чтобы ускорить темп развития нашей страны, двинуть вперед вовсю нашу индустрию, используя имеющиеся ресурсы, и ускорить тем самым развитие хозяйства в целом… Но для того, чтобы обновить нашу промышленность на основе новой техники, для этого требуются, товарищи, большие и очень большие капиталы. А капиталов у нас мало, как это всем вам известно… Нам нужно превратить нашу страну из страны аграрной в страну индустриальную, и чем скорее ― тем лучше. Но для всего этого требуются большие капиталы».

С капиталами и вправду было проблематично. Денег в долг Советам никто давать не хотел. Ну еще бы. Ленин и его правительство, захватившие власть на немецкие деньги и не без помощи германского генштаба, самостоятельно вышли из войны, заключили с кайзером сепаратный мир, снабжали его хлебом и золотом, отпустили на родину почти два миллиона пленных солдат, тем самым обозначив себя как фактических союзников Германии. Кроме того, большевики отказались от всех довоенных договоров и обязательств, то есть в первую очередь от необходимости возвращать миллиардные долги по займам, а заодно прикарманили золотой запас Румынии. После этого гордо обижались на Антанту, стремившуюся «задушить Советскую власть».