И тот, кто назвал себя Корс Торуном, снова обернулся к Каэтане:

– Мелькарту всегда мешала и теперь мешаешь только ты. По его приказу я добыл на Джемаре похороненный там талисман, при помощи которого повелитель должен был изгнать тебя из этого мира. Но пока ты была жива и при памяти, он не мог сюда проникнуть, чтобы выполнить эту часть своего плана. И тогда Мелькарт натравил на тебя Новых богов. Глупцы, они даже не подозревали, чьи мысли роились в их головах на протяжении десятилетий. Они, словно послушные марионетки, выполнили все, что им было приказано: возненавидели тебя, испугались и начали травить, когда их страх перешел все возможные границы.

– А ты тут при чем? – спросил Магнус.

На этот раз Корс Торун не стал даже обращаться к нему, но на вопрос все равно ответил:

– Это я, я изгнал с Арнемвенда Эко Экхенда и Курдалагона, это с моей помощью слуги Мелькарта удалили отсюда Аэ Кэбоалана и Йабарданая и закрыли им обратный путь. А потом случилось главное: Мелькарт прислал ко мне своего слугу, свое порождение – онгона. Берегись их, если встретишь, они способны высосать не только душу или разум, но и воспользоваться ими.

Было договорено, что именно здесь, в этом захолустье, я передам онгону камень Шанги, который поможет уничтожить тебя. Джоу Лахатал и его братья уже ожидали посланца Мелькарта на Шангайской равнине, но не испытывай к ним ненависти. Теперь они вообще не помнят, как все было: это наваждение, а они слишком слабы, чтобы противостоять Повелителю Зла. Но вот тут и случилось самое страшное для меня – Мелькарт меня жестоко обманул. Онгон не только взял предназначавшуюся ему посылку, заодно он прихватил с собой мою жизнь. И не будь я таким могущественным в то время, он бы вообще стер меня с лица земли. Но на всякий случай я несколько лет прятался в Сером мире, где нет ни живых, ни мертвых. А потом рисковал появляться только раз в году, и то не в годовщину смерти – в это время моя сила сходит на нет. И все это время я ждал тебя, чтобы ты вынесла мне приговор.

– О каком приговоре может идти речь? – спросила Истина печально. – Ты наказан хуже, чем я могла бы измыслить в самом страшном гневе. Я прощаю тебя и отпускаю, иди с миром.

Рогмо с трепетом и восторгом следил за тем, как призрак неуверенно качнулся из стороны в сторону и вдруг стал таять, истончаться и наливаться звездным светом.

– Это больше, чем я посмел бы попросить у тебя, Кахатанна, – прошептал он радостно. – Помни, когда меня не станет: Корс Торун – не настоящий человек, он онгон и оттого еще более опасен. И камень Шанги по-прежнему у него. С его помощью он может довести до конца некогда начатое мною... Будь трижды осторожна: за тобой стоит темная тень.

Последние слова его растаяли в лунном свете, и замершие друзья скорее догадались об их смысле, чем по-настоящему услышали. Исполнив свой последний долг, маг в алом плаще исчез навсегда, оставив по себе лишь воспоминания да сомнения, а был ли он на самом деле, и не привиделся ли им призрак в сплетении теней и пятен света. Они несколько минут стояли на месте, не двигаясь, приходя в себя, а потом вдруг вспомнили, что им пора на галеру, потому что капитан Лоой будет волноваться.

Расстояние от города до причала преодолели в рекордно короткий срок. А когда уже почти добежали, Каэ вдруг остановилась и молвила царственным тоном:

– Послушайте, я же все-таки богиня, как-никак. И чего это мы вскачь несемся? Небось без нас не отчалят?

Ночь огласилась звонким смехом трех друзей. А когда они наконец успокоились, Магнус задал странный вопрос:

– Я знаю, что ты сама Истина. Но ведь ты не умеешь колдовать, правда?

– Правда, – согласилась она.

– Тогда как ты смогла произнести одно из самых сложных заклинаний освобождения призрака?

– Ничего себе – сложное, – хмыкнул Рогмо. – Отпускаю, прощаю – и все.

– Хоть ты князь и наследник Гаронманов, а все же дурак, – беззлобно молвил Магнус. – Знаешь, сколько чародеев на свете отдали бы пару сотен лет жизни, чтобы вот так же молвить слово да бровью шевельнуть и чтобы все при этом сбылось? Это ведь и есть высшая ступень мастерства, госпоже Каэтане, по определению, недоступная. Так как же это вышло – вот вы мне что объясните.

* * *

В каюте уютно горела масляная лампа – в аккурат для того, чтобы навевать приятные мысли и клонить ко сну; мерно плескалась вода и поскрипывали доски; пахло свежестью и немного – сгоревшим маслом. Шумно сопел Тод, вздыхая во сне каким-то своим, собачьим, мыслям. Иногда он слегка перебирал лапами – убегал от кого-то или, напротив, догонял. Каэ лежала на широкой кровати под пушистым одеялом и делала вид, что читает книгу. Книга и впрямь была интересной, но мысли разбредались в разные стороны, и она никак не могла сосредоточить свое внимание на тексте. Что-то у них там загадочное происходило и очень занимательное – но что?

Такахай и Тайяскарон, вычищенные, отполированные и наточенные, лежали у самого изголовья, так чтобы до них можно было дотянуться рукой еще во сне, еще не проснувшись. Близость мечей успокаивала, сопение пса убаюкивало. Помучив еще немного несчастный роман, Каэ решила, что хватит образовываться, пора бы и поспать. Близилось утро, и галера должна была вот-вот оказаться в бескрайнем море. Берег остался далеко позади, и теперь на множество миль вокруг не было ни клочка обитаемой или необитаемой суши. Воздух свежел и свежел, напитываясь запахами соли, йода, водорослей и рыбы. Каэ была почти уверена, что последнюю тонкость ее подсознание выдумало само – просто так.

Когда воздух в каюте замерцал серебристо-голубыми искорками, а нереальная, тоскливая, как плач души, музыка поплыла по помещению, терзая сердце невыразимой печалью, она не испугалась. К этому явлению Каэ не только привыкла, но даже научилась испытывать от него радость еще в незапамятные времена. И когда стройный, сияющий бог с огромными драконьими крыльями за плечами устроился у нее в ногах, она не удивилась.

– Здравствуй, Тиермес. Только не говори мне, что ты соскучился. Что случилось?

– Ничего. Я действительно соскучился. И мне немного тревожно, хотя это совершенно необъективное состояние. Вот я и пришел, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке, пожелать спокойной ночи и сообщить, что Барнаба – молодец: у нас там всего пару минут прошло, так что все, что ты оставляешь позади себя, будет жить другой, замедленной во много крат жизнью. Но учти: оказалось, что практически никто из нас не сможет к тебе пробиться.

– А как же ты?

– Я издревле считаюсь хранителем знаний, просто об этом не трубят на всех углах. Но все, что я смог, это прорваться сюда, чтобы ты знала, что тебя ждет. Барнаба, наш милый Барнаба, сам не ведает, что творит, и сам не знает пределов своему могуществу.

– А он есть, этот предел?

– Сомневаюсь. Во всяком случае, мы слишком глупы и слабы, чтобы его определить. Для нас Время неуничтожимо, неодолимо и практически недоступно нашему пониманию.

– Я исполняюсь священного трепета, – рассмеялась Каэ. – Особенно когда вижу, как Барнаба с аппетитом ест жаркое, третью или четвертую порцию...