Парменион снова занял место заместителя командующего, а стратегические решения принимал Александр.

— Мы пойдем на юг до побережья, — объявил он однажды вечером на военном совете. — Мы взяли столицу Фригии, а теперь возьмем столицу Лидии.

— То есть Сарды, — уточнил Каллисфен. — Мифическую столицу Мидаса и Креза.

— Прямо не верится, — вмешался Леоннат. — Помните сказки, что рассказывал о них старик Леонид? А теперь мы увидим их, эти самые места.

— Действительно, — подтвердил Каллисфен. — Мы увидим реку Герм, на берегу которой почти двести лет назад Креза разбили персы. И Пактол с его золотоносным песком, где родилась легенда о царе Мидасе. И могилы, где покоятся лидийские цари.

— Ты веришь, что в этом городе мы найдем деньги? — спросил Евмен.

— Ты только о деньгах и думаешь! — воскликнул Селевк. — А впрочем, ты прав.

— Конечно, прав. Вы знаете, во сколько нам обошелся флот наших союзников греков? Знаете?

— Нет, — ответил Лисимах, — не знаем, господин царский секретарь. Для этого есть ты.

— Сто шестьдесят талантов в день. Я говорю — сто шестьдесят. Это значит, что всего захваченного нами на Гранике и в Даскилии хватит на пятнадцать дней, если все пойдет хорошо.

— Послушайте, — сказал Александр. — Сейчас мы пойдем на Сарды, и не думаю, что встретим сильное сопротивление. Затем отправимся занимать остальное побережье до границы с Ликией, до Ксанфа. Таким образом, мы освободим все греческие города в Азии. И это случится до конца лета.

— Великолепно, — одобрил Птолемей. — А потом?

— Не вернемся же мы домой! — воскликнул Гефестион. — Я только начал входить во вкус.

— Нет никакой уверенности, что это будет так уж просто, — возразил Александр. — До сих пор мы лишь поцарапали могущество персов, и почти наверняка Мемнон еще жив. И потом, мы не знаем, все ли греческие города откроют нам ворота.

Несколько дней они шли вдоль мысов и заливов неописуемо красивого морского берега, затененного гигантскими соснами. Перед ними открывались виды больших и маленьких островов, следующих изгибам берега, как кортеж. Потом войско вышло на берег Герма, огромной реки со сверкающей водой, бегущей по руслу из вымытой гальки.

Сатрапа Лидии звали Митрит. Это был рассудительный человек, он отдавал себе отчет, что ему ничего не остается, кроме как послать к Александру посольство с предложением сдачи города, а потом лично проводить по цитадели с тройной крепостной стеной, контрфорсами и ходами сообщения для защитников.

— Вот отсюда началось «отступление десяти тысяч», — проговорил Александр, не отрывая глаз от равнины; ветер трепал ему волосы и сгибал кроны ив и ясеней.

Чуть поодаль ехал Каллисфен, делая отметки на своей табличке.

— Верно, — сказал он. — И здесь жил Кир Младший, в то время бывший сатрапом Лидии.

— В некотором смысле отсюда начинается и наш поход. Только мы пойдем не по тому же маршруту. Завтра мы выступаем на Эфес.

Эфес тоже сдался без единого соприкосновения мечей. Гарнизон греческих наемников уже ушел оттуда, и, когда Александр осадил город, демократы, ранее изгнанные, вернулись и устроили настоящую охоту на людей, натравив народ на дома богачей, которые до сих пор сотрудничали с персидским правителем.

Некоторых из них, укрывшихся в храмах, выволакивали силой и забивали камнями; весь Эфес восстал. Александр велел пехоте «щитоносцев» навести порядок на улицах и пообещал, что демократия будет восстановлена. Он также обложил богачей специальным налогом для реконструкции грандиозного храма Артемиды, разрушенного пожаром много лет назад.

— Знаешь, что рассказывают по этому поводу? — спросил его Каллисфен, когда они осматривали развалины огромного храма. — Что богиня не смогла затушить огонь, потому что в это время рожала тебя. И действительно, святилище сгорело двадцать один год назад, как раз в день твоего рождения.

— Я хочу возродить его, — заявил Александр. — Хочу, чтобы потолок подпирался лесом гигантских колонн и чтобы внутреннее убранство украсили и расписали самые лучшие скульпторы и художники.

— Прекрасный план. Ты можешь поговорить об этом с Лисиппом.

— Он приехал? — спросил царь, весь просветлев.

— Да. Сошел на берег вчера вечером и ждет не дождется часа, когда сможет повидаться с тобой.

— Небесные боги, Лисипп! Эти руки, этот взгляд… Никогда не видел у кого-либо еще такой творческой мощи в глазах. Когда он смотрит на тебя, ты чувствуешь, что он соприкасается с твоей душой, что сейчас он сотворит нового человека… Из глины, из бронзы, из воска — неважно: он создает человека, каким создал бы его, будучи богом.

— Богом?

— Да.

— Каким именно?

— Богом, который присутствует во всех богах и всех людях, но которого лишь немногим дано увидеть и услышать.

Старейшины города, демократические правители, которых некогда утвердил во власти его отец, впоследствии изгнанные персами и снова вернувшиеся с приходом Александра, ждали молодого царя, чтобы показать ему эфесские чудеса.

Город расположился на живописном отлогом спуске к морю, в обширной бухте, куда впадала река Каистр. У портовых причалов кишели суда, выгружая всевозможные товары и препровождая на палубу ткани, специи и благовония, прибывшие из материковой Азии, чтобы перепродать их в далеких странах, расположенных на островах Тирренского моря, в землях этрусков и иберов. Доносился плотный шум лихорадочной деятельности, крики работорговцев, выводящих на торги крепких мужчин и прекрасных девушек, которым судьба уготовила такую печальную участь.

Вдоль улицы с обеих сторон тянулись портики, построенные перед роскошными жилищами самых богатых горожан, а святилища богов окружали лотки торговцев, предлагавших прохожим амулеты для счастливой судьбы и против сглаза, реликвии и изображения Аполлона и его сестры, богини-девственницы среброликой Артемиды.

Кровь беспорядков уже смыли с улиц, и скорбь родственников погибших укрылась за стенами их жилищ. В городе царили праздник и ликование, толпы стремились увидеть Александра, и горожане размахивали оливковыми ветвями, а девушки сыпали к его ногам лепестки роз или бросали их широким жестом с балконов, наполняя воздух вихрем цветов и ароматов.

Наконец процессия подошла к великолепному дворцу с атриумом на мраморных колоннах, увенчанных ионическими капителями, расписанными золотом и лазурью. Раньше здесь находилась резиденция одного из знатных горожан, заплатившего кровью за свою дружбу с поработителями персами, а теперь дом готовился стать жилищем молодого бога, сошедшего со склонов Олимпа на берега безграничной Азии.

Внутри у входа стоял в ожидании царя Лисипп. Едва завидев Александра, скульптор бросился к нему и прижал к себе своими ручищами каменотеса.

— Мой добрый друг! — воскликнул Александр, обнимая его в свою очередь.