– Оставаться здесь, – сообразила я, – пока не вернёшься.

Ещё миг он смотрел на меня испытывающе, недоверчиво – и его не стало, только серебристо-белый морок растаял в воздухе. Ну что ж, я сама этого хотела. Правда, я всего лишь хотела найти ответы на свои вопросы, а не… да ладно. Ерунда это всё, был бы повод скулить…

Растянувшись на тёплой земле, стала смотреть в темнеющее небо с блестящей россыпью пылинок – почти ночь, и вскоре, под неумолчное журчанье воды, меня сморил сон. И снился, как ни странно, не очередной кошмар, а белый волк, сражающийся с воронами и Золотым Полозом возле высокого монолита Чёрной скалы. Но это – всего лишь сон…

Моего пробуждения дожидались. Едва отступила ночь, уступив время блёклым сумеркам, предрассветную тишину разорвал хриплый и требовательный крик ворона. Тварь сидела на ветке куста, находясь за пределами территории, помеченной Белым Волком. Увидев, что я проснулась и села, он ещё раз нагло каркнул. Прикинув расстояние, нашарила камень в траве, но даже увидев замах, птица не шелохнулась – снаряд пролетел мимо, словно я страдала косоглазием на оба глаза.

Решив разобраться с соглядатаем попозже, отошла к чаше родника – во рту после сна было сухо. Но успела зачерпнуть всего две пригоршни воды, как она стала убывать, родник пересыхал прямо на глазах, и не было ничего, во что можно набрать воду про запас. Я торопливо зачёрпывала, и пила до тех пор, пока чаша не опустела – спустя несколько десятков секунд. Жажду утолить удалось, но надолго ли? Вскоре песок, устилавший дно чаши, перестал блестеть в отсветах восходящего солнца и, проведя по нему рукой, убедилась, что он сухой и сыпучий, словно в пустыне.

Осознав тот факт, что меня подобным способом пытаются вынудить покинуть безопасное место, я разозлилась. Ворон продолжал сидеть совершенно неподвижно в десятке метров от меня, и в непроницаемом птичьем взгляде вдруг почудилась злорадная усмешка. Последующие полчаса я занималась тем, что очищала поляну от камней, пригодных к метанию – но птица была как заговорённая. И стоя на расстоянии вытянутой руки, я промахивалась.

Наконец камни закончились – по крайней мере, на поверхности. Выцарапав один из земли, я решила на время прекратить бесполезные попытки сбить ворона. Только расходовала силы зря. Надо дождаться моего неожиданного заступника. Абориген этого мира, судя по всему доброжелательно ко мне расположенный, очевидно знал, что делал, когда требовал дождаться его здесь. Скорее бы он пришел. Ожидание в бездействии – невыносимо.

Последующие несколько часов прошли в томительной тишине. Растянувшись в траве, смотрела на небо, перебирая в памяти последние события. Пыталась придумать выход из положения, в которое попала, но ничего путного не придумывалось. Оставалось ждать или идти, полагаясь на собственные силы. Которым я, к сожалению, уже не так доверяла. Ирреальность последних происшествий сбивала с толку, заставляя сомневаться в себе и в благополучном окончании путешествия. О его цели я думала с двойственным ощущением: надежда найти следы родителей ещё оставалась, но я уже не верила в благополучный исход поиска.

К полудню, когда я уже извелась от жары и ничегонеделанья, караул на кусту сменился. Новый ворон уселся на соседнюю ветку, а старый улетел, очевидно, на обеденный перерыв отправился. Велев себе запастись терпением, я вновь откинулась в траву, сорвав широкий лист какого-то растения и положив на лицо – в небе не было ни облачка, и солнце припекало всё сильнее.

Вечер принёс с собой прохладу и всё усиливающуюся тревогу. Соглядатаи в очередной раз сменились, а Белого Волка не было ни слуха, ни духа. Я же не могу вечно торчать на этой поляне. Уж не говоря о чувстве голода – оно благополучно скончалось, но жажда…

Тускло замерцали звёзды. На западе угасали малиновые отсветы. Белого Волка не было. Ворона слетела с куста и опустилась на самой границе поляны, что-то клюнула на земле и нахально каркнула, заскакав ко мне. Нащупав под рукой булыжник, вросший в землю, с трудом выцарапала его из плотного переплетенья корней, швырнув в ворону, словно шар для боулинга. Он был слишком велик, чтобы кинуть от плеча, и птица потешно заскакала, удирая и возмущённо каркая. Конечно, никакого вреда подобным образом этой твари причинить невозможно, но хоть наглеть не будет.

Неожиданное холодное дуновение заставило меня взглянуть туда, откуда я вытащила камень, и судорожно отползти в сторону. Из-под земли бил свет, чистый поток ярко-белого света. Повеяло холодом. Как странно… на вид-то он тёплый…

Время шло и ничего не происходило – свет не ослабевал, но никакой видимой угрозы небыло. Ворона опять неподвижно застыла на своём посту. Отбросив опасения, я вернулась на прежнее место и осторожно заглянула в освещённую каверну. Ничего непонятно, потому что не видно. А если пощупать? Что служит источником света?

Рука словно погрузилась в ледяную воду – нагнувшись над каверной, пыталась нащупать хоть что-то, но даже когда погрузилась в свет по плечо – ничего, кроме холодной пустоты не ощутила. В чём же дело, откуда свет? И почему вдруг так закружилась голова? Ах да… я же давно ничего не ела, плюс постоянное напряжение… Холод потёк по плечу, холодной змеёй разлёгся вдоль позвоночника, проник в грудь, сдавив сердце… Луч света неожиданно качнулся и растёкся, заливая светящимся половодьем всё вокруг.

Наверное, так умирают. Когда физическая оболочка отторгает душу – освободившуюся от бренного тела, невесомую, послушную самому лёгкому дуновению эфира…

Меня несло вверх. По крайней мере, так казалось. Над морем кипящей магмы, сквозь обжигающие свет и пламя, жара которых я не чувствовала, не ощущала. Только холод. Холод и ту разновидность страха, что сжимает сердце и душу в ледяном спазме, оставляя ясной голову.

В необозримых просторах света наметились уплотнения – словно сухой осенний лист, по воле ветра, меня влекло к ним. Я ничего не могла с этим поделать – даже просто упереться ногами в землю, и закричать, что не пойду туда. Не хочу, не могу, боюсь… Свобода воли – вроде бы, без неё можно и обойтись? А попробуй-ка, и отдашь всё, что угодно, даже душу прозакладываешь, если только найдёшь кому. Свобода воли, как и совесть – товар неходовой и залог ненадёжный…

Структура… Молекулярная решётка невероятной сложности. Меня несло к ней – прямо на пылающие, невыносимым для глаз, белым светом, атомы, на связующие, сверкающие разноцветными огнями тонкие росчерки нитей.

Не хочу, не хочу туда – потому что между «атомами» и «нитями» вьется и кружит, и застывает на миг не кто иной, как Золотой Полоз. И на фоне этой структуры – он червяк, не более. И кто для него тогда я? Пылинка? Атом? Нет, это слишком крупно. Тогда уж кварк или глюон. Строительный кирпичик мирозданья…

Меня поднесло совсем близко к одному из «атомов», разросшемуся до размеров футбольного поля, нависшего над головой, и в беззвучный мир эфира ворвался шелест воды – говор лесного ручейка, журчанье подземного родника. Ворвался и спустя миг рассыпался на сотни голосов, смеющихся, бормочущих, кричащих и рыдающих, проклинающих и молящих. Кого и о чём? Не знаю… но в этом ярко-холодном мире, меня вдруг пробрала дрожь – от неожиданного узнавания, от горечи и боли разорвавшей сердце – где-то там, в бренном мире: я узнала голос. Он плакал и умолял, кричал и требовал: борись, борись, борись!.. Ты должна, ты можешь, а значит – возвращайся! Ради нас, ради брата, ради всех, в ком теплится искра божественного огня – возвращайся!!!