сунул записку в ее сумочку. Надеюсь, так всем будет лучше. Маша будет искать меня на севере, когда я буду в Москве. А Вован избавится от головомойки. Ну, теперь точно по съебкам.

Внезапно бульдог подскочил ко мне, зубами впился в тапок и начал сдирать его с моего ботинка.

— Да на, держи, держи… как там тебя? Берет? Только Вован мог придумать такое погоняло собаке… — сказал я, скидывая тапки.

Бульдог, подхватив их, помчался в холл, радостно визжа на ходу сквозь зубы. Куда он, блин, побежал? Ужас догадки окатил меня с ног до головы ледяным душем.

Через оконное стекло я увидел, как во двор, словно вражеский танк на твою позицию, въезжает широкая морда “Тахо».

***

Я ринулся было к выходу на задний двор, но в этот момент стих шум воды в ванной. Скрипнула дверь. Блядство! Маша сейчас выйдет! Если я побегу туда, то непременно с ней пересекусь. Поэтому я предпринял единственное, что оставалось на данный момент. А именно — взбежал по лестнице на второй этаж и затихарился за шторой. Аккуратно выглянув, я увидел массивную фигуру Вована, тащившиго в обоих ручищах пакеты со жратвой. Или с бухлом.

Хлопнула входная дверь, и на весь дом раздался мощнейший рев десантуры:

— Ебать нахой, Берет! Ты че, ска, сделал с моими тапками, епта?! Фанеру к бою, нах!

Что-то дзинькнуло об пол, подтвердив мои догадки насчет бухла. Что-то шлепнуло, донесся собачий визг.

«Пиздец, Вова, как всегда в своем репертуаре», — подумал я, сделав мысленный фейспалм.

— Куда пошел, бля? Стоять, нах! — орал десантура.

Неизвестно, чем бы это кончилось для милого песика, но тут вмешалась Маша:

— Что тут за вопли, пусик?

— Зырь, этот пидар ушастый шлепки мои изговнял, нах! Уебу, нахой! — ревел Вован.

Мне даже стало жаль бульдога, который пострадал или вот-вот пострадает из-за меня.

— Любимый, — в голосе Маши прорезалась сталь, — ты уже забыл, о чем мы договаривались?

— Ну это… ты чо, епт… — Вован сбавил тон.

— Ты забыл, о чем мы договаривались?!

— О чем?

— О том, что мы не будем материться в нашем доме!!!

— Тапки, грю, нах… уй…

— И не смей трогать песика!

«Нифига се, она его строит, — поразился я. — Хорошо, что мы не стали жить вместе».

— Да ладно, Махан…

— Не называй меня так! — огрызнулась Маша.

— Ну, прости, Машуленька… — пробасил Вован.

Послышался шелест пакетов.

— Так, я не поняла… ты опять бухать собрался?!

— Ну, малыш, я чисто расслабиться взял, на…

— Расслабиться?! Литр водки?! И… раз, два… восемь бутылок пива?!

— А ху… а че такого-то? День пизд… напряженный был, еб… охереть — не встать. Я ж продуктов прикупил, ща поляну организуем, еп…

— Продуктов? Где продукты? Одна колбаса, мясо и перловка! А где йогурты? Где фрукты? Ты опять их не купил что ли?

Мне надоело слушать эти беспонтовые разборки. Капец, сладкая парочка. Я решил выбраться через окно на задний двор. Затем в темпе — ведь камеры и датчики уже включены — перемахнуть забор и тикать с городу. Выйдя из-за шторы, я начал на цыпочках пробираться на другую сторону дома.

— Ну, Машулечка, ну ты чо… — тянул снизу Вован, — ща, бля… блин, заеб… захуяч… пожарю шашлык, во!

— О, господи! Ты ничего другого не можешь приготовить?! — кричала Маша.

— Ты че такая злая, ебт? Мож это… в спальню пойдем, хуль?

— Ага, щас! Руки! Убрал руки, я сказала! Иди, бухай, животное! Спивайся, деградируй! Давай! Вот Саша был не такой, он следил за собой и спортом занимался!

Я одобрительно покивал, уже подобравшись к окнам, выходящим на задний двор. Здесь даже балкон есть — вообще ништяк. Начал открывать створку, и тут раздался дьявольский рев, от которого зазвенели стекла, а следом кабаний топот десантуры.

Под балконом, где я резко притаился, хлопнула дверь. Тяжелое сопение, брякнула стеклотара. Пшикнула крышка, забулькал пенный напиток, проваливаясь в широкую Вованову глотку. Включились лампы, заливая задний двор ярким светом. Блять… как же мне теперь выбираться? Ладно, подожду, когда десантура свалит в дом.

Я аккуратно высунулся из-за бортика балкона. Вован и не думал уходить. Он подошел к мангалу, снял пиджак и, оставшись в одной тельняшке, стал разжигать угли. Для этого десантура, херанув пару литров какой-то горючей жидкости, чиркнул зажигалкой. Яростный жар озарил его грозную рожу, чуть не подпалив берет.

По ходу, это надолго. Скрипнув зубами, я приготовился ждать. Вован взял прямо голой рукой красный от жара уголь и прикурил от него сигарету. Затем начал деловито насаживать мясо на шампура.

Когда запах подрумянивающихся кусков достиг моих суровых ноздрей, желудок предательски, протяжно зарычал. Десантник тут же вскинул башню и поводил по сторонам нахмуренным жалом. Я скрючился в углу балкона, призывая всю силу воли, чтобы подавить голодные позывы.

— Ебаный Берет, ска! Ты что ль тута шкеришься, питон траншейный? — рыкнул он в сторону дома. — Иди сюда, нах, погутарим, бга-га-га!

***

Спустя полчаса я начал подмерзать. Вован все не уходил. Приготовив шашлык, он расположился на веранде и принялся жрать. И бухать, опрокидывая каждые пять минут по стакану, смачно ухая и чавкая.

Обычный человек давно бы уже свалился, но Вован был не таков. Расправившись с водкой, он взялся за пиво. Вскоре появился Берет. С виноватым нюхальником он приблизился к десантуре, а тот, подобрев, стал кидать ему куски шашлыка и давать лакнуть пива прямо из горла. Пес только радостно хрюкал.

Внезапно заиграла песня: «Расплескалась синева, расплескалась!..»

Вован, сдвинув брови, убрал с колен бульдога, засунул руку в карман штанов и достал телефон. Видать, его пальцы были в жире, потому что он держал их в растопырку. Краем мизинца ВДВшник включил громкую связь и положил мобилу на стол перед собою.

— Здарова, Серый. Где, чо, как, ннах? — произнес десантура, давая бульдогу облизать пальцы.

— Вова, чо с голосом? — узнал я речь Сергеича. — Никак опять керогазишь?

— Да так, расслабляюсь, нах… Машка-сука, забывает, нахуй! — прохрипел Вован, понизив голос.

— А я тебе говорил, что так будет, Володя. Нехуй было подкатывать к ней свои седые мудя. Мы теперь с Пахомычем работаем, а этот старый хрен, сука, не доверяет честному десантному слову, поэтому и прислал к нам эту пигалицу, внучку свою.

— Да знаю, нах… — вздохнул Вован.

— Так хули ты плачешь, как телка, братан?

— Понимаешь, братка, я же к ней со всей душой! Как королева со мной живет, нахой. Тачку ей подогнал, шмотки-брюлики, хуе-мое, блять!

— Ох, еблан ты, Вова… — вздыхал теперь Сергеич в трубке.

— Седня, ебта, прибить ее, блять, хотел, нахуй.

— А вот это отставить, Вова. Машку пока