На взгорке на этом стоит на коленях

наш путник младой в тени предрассветной,

к кресту приникает он в жарком моленьи,

бесчувственно древо, мольба безответна.

Быстро шепчет что-то, слез не держит око

и вздыхает часто – тяжело, глубоко.

Так он расстается с девушкой любимой,

юноша любезный, навсегда прощаясь,

в край чужой, далекий участью гонимый,

без надежд на встречу с милой расставаясь:

не сказать словами, как крепко обнимает,

поцелуй последний огнем обжигает:

счастия любимой горячо желает —

«Рок меня жестокий гонит-прогоняет!»

Лицо побледнело, взгляд заледенелый,

но в сердце пламень горячий пылает,

с колен поднимается путник несмелый

и шаг свой на запад легко направляет.

Так пусть же в дороге Господь не покинет

скитальца ни в чаще, ни в знойной пустыне!

III

Стоят, стоят скалы да во лесу глубоком,

возле них дорога, грабов чаща рядом,

вырос дуб могучий на скале высокой,

как король вознесся над дерев отрядом:

к небесам поднята безлистная крона,

зеленые ветви тянет на все стороны;

кора его тугая распорота громами,

тело гниющее расклевано воронами:

просторное дупло, глубокое, удобное —

годится для ночлега хищнику злобному.

И глядь – под тем дубом на мшистом ложе

чья там фигура огромная, грозная?

Зверь или человек в медвежьей коже?

Нет ничего человечьего в образе.

Тело его – как скала на скале лежит,

члены его, как дубовые корни,

власы с усищами никто не разделит,

с шерстью сплелись, что торчит во все стороны;

а под бровями взгляд, все пронзающий,

взгляд ядовитый и очень подобный

взгляду змеиному в траве зеленой.

Кто человек тот? Злобой пылающий

лоб его полон мечтой устрашающей.

Кто человек тот? Что хочет он в чаще? —

Нет, не расспрашивай! Глянь в леса гуще

по сторонам, и увидишь там кости,

что превращаются в прах придорожный,

их расспроси да слетевшихся в гости

воронов стаю, кричащих тревожно,

те много видели – те больше знают!

Вдруг великанище, с ложа вскочивший,

яростным взглядом в дорогу вгляделся

и, булаву над главой раскрутивши,

среди дороги как смерть зачернелся.

Кто приближается? Путник наш кроткий,

посох с распятьем, за поясом четки,

лучше беги! Обратись-ка обратно!

Смерть поджидает на этой дороге.

Жизнь коротка, а судьба так превратна,

на роковом твоя участь пороге!

Оборотись, убегай что есть силы,

пока булава тебя тут не убила,

на части головушку не раскроила! —

Не слышит, не видит в печали глубокой,

бредет тихим шагом дорогой широкой,

навстречу концу продвигаясь уныло. —

«Стой, червь! Кто ты есть? И куда путь свой держишь?»

Встал путник, лицо побледнело сильней лишь:

«Я проклят, – ответил он чудищу тихо. —

Дорога мне в ад, в сатанинское лихо!»

«Хо-хо, прямо в пекло? – Которое лето,

что я сижу тут, и многое слыхивал,

и видывал много, но именно это

никто еще в уши мои не запихивал! —

Хо-хо, прямо в пекло! Тогда уж не двигайся,

я быстро домчу, не успеешь и охнуть,

когда ж мой черед подойдет адской милостью,

вместе закусим тогда в преисподней!» —

«Не поругаема милость Господня!

Раньше, чем я на свет Божий явился,

кровью своей мой отец поручился

сына взрастить для огня преисподней.

Но велика Божья милость, я верю,

сила креста сокрушит царство зверя!

И сатаны одолеет коварство!

Бога великая милость поможет,

и слабый путник, попав туда, сможет

стать победителем адского царства».

«Что ты несешь? Я за сорок годочков

душ в ад отправил без всякого счета,

но возвращенья не видывал что-то!

Слышь, червь, ты юн еще, с кожей цветочка,

тело твое повкусней, чем у зверя, —

славной закуской ты стал бы, я верю:

но отпущу тебя – дам тебе волю —

хоть никогда и никто из идущих

не миновал булавы моей бьющей! —

Иди себе, червь, только выслушай волю:

мне поклянись, что вернувшись, расскажешь,

что в пекле увидел сквозь пламя и сажу». —

И путник высоко свой посох возносит

с крестом наверху и обет произносит:

«Во имя святого креста присягаю —

о пекле поведать тебе обещаю!»

IV

Зима миновала, снег в горах тает,

долины наполнены талой водой;

журавль уж вернулся из дальнего края:

но где же сейчас странник наш молодой?

В зелень оделись деревья лесные,

воздух фиалок полн ароматом,

уж соловьи распевают шальные,

но нет известий о пекле проклятом.

Промчалась весна, а за нею и лето,

холодные ветры листву обрывают,

но вести из ада не прилетают,

да жив ли наш путник, блуждает ли где-то?

Или уж вороны тело склевали?

или же бесы в аду удержали?

У дуба лесное чудовище в гневе

все смотрит на запад, на тучи на небе;

сидит и бурчит: «Сколько шло их тут мимо,

не спасся никто от удара дубиной!

Лишь одному я поверил на слово,

этот один не воротится снова!» —

«Не обманул я!» – глас отозвался,

путник пред чудищем вдруг оказался;

фигура стройна, смотрит прямо и смело,

хладный покой на челе его белом,

бледен и светел лик благородный,

ясным сиянием солнцу подобный.

«Не обманул я! Присягой святою

пообещал, что увижусь с тобою;

грешный раб Божий, тебе я поклялся,

и на кресте клянусь снова и снова:

прямо из пекла