«Они найдут нас, — глухо сказала Чей. — Они найдут нас и снова убьют. Или отъедят какие-то части и оставят мучаться здесь, или насадят на эти ужасные рогатины, а потом придут за нами позднее, или сломают нам ноги и бросят нас в свои телеги и отвезут к старшим демонам для более изощренного и жуткого наказания».

Прин вглядывался в надвигающуюся неровную шеренгу демонов, искалеченных павулеанцев и гигантские телеги. На несколько мгновений мысли у него помутились, и он был не в состоянии оценить их внезапно изменившееся положение, а потому не стал прерывать Чей, позволяя ее словам размывать надежду, которой он пытался укрепить ее, позволяя, напротив, ослабить его отчаянием, с которым он постоянно боролся и которое — в чем он ни за что не мог признаться ей — постоянно грозило захлестнуть его.

Группа остеофагеров и их мрачная свита приблизилась настолько, что теперь Ирин и Чей слышали хруст костей в массивных челюстях и стоны впряженных в телеги павулеанцев. Он повернулся и посмотрел в противоположном направлении, в сторону мельницы с ее темным прудом и густым, ровным потоком крови, который теперь приводил в движение гигантское скрипучее колесо.

Мельница работала! Она включилась!

Ворота, которые управлялись мельницей, вот-вот должны распахнуться, и перед ними откроется путь из Ада.

«Чей, смотри!» — сказал Прин, отворачивая ее хоботом в сторону от наступающих остеофагеров в направлении мельницы.

«Вижу, вижу. Еще одна летающая машина убийства».

Он не понял, о чем она говорит, потом увидел двигающуюся форму, темно-серую на фоне еще более серого неба из низких, беспокойно летящих облаков.

«Я говорю о мельнице — она работает! Но и верхолет тоже, он, видимо, несет тех, кого предполагается отпустить! Мы спасены! Неужели ты не понимаешь? Неужели не понимаешь? — Он снова повернул ее к себе, нежно действуя хоботом. — Это наш шанс, Чей. Мы можем, мы выберемся отсюда. — Он легонько прикоснулся к ожерельям из колючей проволоки у них на шеях, сначала к ее, потом к своему. — У нас есть средства для этого, Чей. Наши амулеты, наш залог надежды, наш спасительный код. Мы взяли их с собой — ты ведь помнишь? Их на нас надели не демоны. У нас есть шанс. Мы должны быть готовы».

«Нет, ты по-прежнему ходишь в дураках. У нас ничего нет. Они нас найдут и отдадут старшим в этой машине».

У верхолета был вид гигантского жука, который свирепо жужжал, направляясь к мельнице, мелькали его прозрачные крылья, ноги вытянулись, когда он приблизился к ровному клочку земли у здания.

«Ха! Чей, ты ошибаешься, моя любовь. Наша судьба — выбраться отсюда. И ты пойдешь со мной. Возьмись за свое жуткое ожерелье. Вот эта колючка. Вот, которая здесь. Ну, ты чувствуешь ее?»

Он направил два ее еще идеальных, еще нераненных, неповрежденных хоботных пальца к колючке управления.

«Чувствую».

«Когда я скажу, тащи ее изо всех сил. Ты меня понимаешь?»

«Конечно, понимаю. Ты что — считаешь меня дурой?»

«Но только когда я скажу, тяни изо всех сил. Демонам мы будем казаться демонами и будем обладать их силой. Правда, продлится это недолго, но достаточно, чтобы мы успели пройти через ворота».

Огромный, похожий на жука верхолет садился на клочке земли у мельницы. Два демона в желтую и черную полоску вышли из здания мельницы и смотрели, как он приземляется. Фюзеляжная часть темного и хищного тела жука была размером с полмельницы, но ниже и длиннее. Его крылья замерли, сложились под панцирь. Задняя часть его брюха распахнулась, и оттуда вышла небольшая группка крепко сложенных, ухмыляющихся демонов и дрожащие, явно перепуганные до смерти павулеанцы в грубой одежде.

Уже одна их одежда говорила, что они здесь не такие, как все. В Аду все страдали нагими, и любой, кто пытался прикрыть наготу, только навлекал на себя наказания в виде еще больших мучений за такую наглость: воображать, будто они могут хоть как-то влиять на свои страдания.

Восемь павулеанцев, вышедших из гигантского жука, отличались от проклятых вокруг них целостностью, на них не было шрамов или видимых травм, кровоточащих ран или признаков болезни. И, кроме того, у них был сытый вид, хотя даже и с такого расстояния Прин видел какое-то голодное отчаяние в их движениях и выражениях лиц, чувство оцепенения от того, что они, возможно, сейчас покинут этот край боли и ужаса, но с подспудным предчувствием — по крайней мере у части из них — того, что их, вероятно, обманули. Возможно, это вовсе не было концом их краткой ознакомительной экскурсии по Аду, имевшей целью наставить их на путь истинный по возвращении в Реал, а скорее демонстрацией того, какой будет уже определенная для них неизбежная судьба; жестокий трюк, но всего лишь первый из серии жестоких трюков; возможно, они оказались здесь, чтобы остаться и страдать.

Судя по тому, что знал Прин, такая жестокая судьба ждет, по меньшей мере, одного из них; такие группы неизбежно испытывали шок, видя то, что их принуждали увидеть во время этих экскурсий, и (не имея ни малейшей возможности установить контакт с хищно неприступными и бесконечно надменными демонами) быстро сплачивались, образуя маленькое сбитое стадо, устанавливали поверхностные, но реальные знакомства с такими же, как они, охваченными ужасом товарищами по несчастью, какими бы разными ни были в Реале их личности, ситуации и жизни.

Вырви кого-то из рядов твоей маленькой группы, кого ты знаешь, к кому питаешь что-то вроде дружеского расположения, и твои впечатления о пережитом станут еще ярче. После такой жуткой экскурсии вполне можно было убедить себя, что несчастные, чьи страдания ты видел, совсем не такие, как ты, потому что их деградация достигла крайних пределов (они казались недопавулеанцами, мало чем — а может, и ничем — отличающимися от животных), но если ты видел, как все худшие страхи одного или одной из твоей группы подтверждаются и он или она обрекаются на вечные страдания как раз в тот момент, когда они уже считали, что им будет разрешено вернуться к их жизни в Реале, то урок, в котором и состояло назначение экскурсии, становился куда как нагляднее.

«Они сейчас пойдут. Будь готова. — Прин оглянулся — шедший впереди остеофагер находился в опасной близости от их укрытия. — Нам пора, моя любовь». Он рассчитывал быть ближе, когда они подойдут, но выбора не оставалось.

«Все, теперь тащи колючку, Чей».

«Ты все еще хочешь обмануть меня. Но я разоблачила твою никудышную надежду».

«Чей, у нас сейчас на это нет времени! Я не могу сделать это за тебя! Это действует только при личном прикосновении. Тащи эту сраную колючку».

«Не буду. Я, наоборот, надавлю на нее». — Она поморщилась, вдавливая еще глубже себе в шею колючку, другой конец которой вонзился ей в палец хобота.

Прин так сильно и быстро втянул в себя воздух, что ближайший остеофагер повернул массивную голову в направлении их укрытия, уши его дернулись, глаза заметались, потом остановились на них.

«Черт! Сейчас…»

Прин потянул колючку на своем ожерелье, запуская контрабандный код, заключенный в ней. Мгновенно его тело стало таким же, как у ухмыляющихся демонов, к тому как у самых крупных и впечатляющих из них — гигантский хищник с шестью конечностями, давно вымерший в Реале, бесхоботный, но с трехпалыми передними конечностями, заменявшими хоботы. В соответствии с законами правдоподобия, действовавшими в Аду, рогатка с нагруженными на нее телами приподнялась под напором его увеличившейся в размерах фигуры, рогатка словно повисла на его широкой в зелено-желтую полоску спине, как некая чудовищная разновидность доспеха. Чей жалась у его ног, внезапно сделавшаяся такой маленькой. Она опорожнила свой кишечник и мочевой пузырь и сжалась в неподвижный шар.