Глория Нэш встретила нас на пороге своего скромного 32-комнатного особнячка. Все было идеально: прожекторы в саду, подсвеченная вода бассейна, гигантские жаровни и вечерние туалеты. Глория Нэш была красивой, хорошо ухоженной блондинкой. К сожалению, она родилась лет на десять (как минимум) позже меня и не упускала случая напоминать мне об этом самым любезным образом. Иногда она восклицала: «О Дороти, как вам удалось сохранить такой замечательный цвет лица? Придет время, я попрошу вас поделиться своими секретами». А то вдруг принималась смотреть на меня с таким восхищенным удивлением в глазах, словно то, что в свои сорок пять я еще держусь на ногах, – небывалое чудо.

В этот вечер она избрала вторую линию. Под ее изумленным взором я на миг почувствовала себя Тутанхамоном, случайно забредшим на вечеринку. Вскоре она утащила меня причесываться, хотя это мне было совершенно ни к чему. Но таков один из местных обычаев, самых прочных и докучливых: женщины сбиваются в стайки и каждые десять минут ходят гурьбой причесываться или пудриться. Она сгорала от любопытства, ей не терпелось выведать все про Льюиса. Она засыпала меня вопросами, я машинально от них уклонялась, и это ее страшно нервировало. После нескольких намеков, пропущенных мною мимо ушей, она совсем отчаялась и, когда мы уже покидали ее роскошный будуар, бросилась в решительное наступление:

– Вы знаете, Дороти, как я вас уважаю. Да-да, еще ребенком, увидев в том фильме… Как же он назывался… И потому хочу вас предупредить. О Льюисе ходят странные слухи.

– Что?!

Я похолодела. Наверное, мой вопрос прозвучал как вопль.

Она улыбнулась:

– Как он вам дорог! И правда, он просто обворожителен.

– Между нами ничего нет, – прервала я. – Так что за слухи?

– Ну, в общем, люди говорят… вы ведь знаете нашу публику… Они говорят, что Пол, вы и он…

– Что – мы, что – Пол, я и он?

– Вы всюду бываете с ними обоими, поэтому невольно…

Тут до меня дошло, о чем речь, и я вздохнула с облегчением.

– Только-то? – улыбнулась я весело, как если б речь шла о детских шалостях (по сравнению с чудовищной правдой такая оргия и впрямь представлялась мне школьной забавой). – И это все? О, какие пустяки.

Глория совсем сбилась с толку, я оставила ее и пошла в сад проверить, не успел ли Льюис в паузе между парой бутербродов прирезать кого-нибудь, кому не глянулись мои блестки. Нет, он вежливо беседовал с одной из голливудских кумушек. Успокоенная, я поспешила окунуться в атмосферу праздника: вечеринка и впрямь на диво удалась.

Я повстречала несколько бывших поклонников. Они ухаживали за мною напропалую, хвалили мое платье и цвет лица. Я начинала верить, что нет лучшего средства помолодеть, чем перенести печеночный приступ. У меня, кстати, всегда сохраняются хорошие отношения с прежними любовниками. При встречах они всем видом показывают, как сожалеют, что мы расстались, говорят что-то вроде: «Ах, Дороти, если б вы только захотели тогда…», тонко намекают на общие воспоминания – только я не всегда могу припомнить, о чем речь. Увы, с годами память слабеет.

Пол издали наблюдал, как я резвлюсь, и слал мне улыбки. Раз или два я встретилась взглядом с Льюисом. Похоже, Глория взялась за него всерьез. Но меня это мало трогало. Хотелось просто веселиться, мне и так порядком досталось в предыдущие дни. Я хотела пить шампанское, вдыхать запахи калифорнийской ночи, слышать смех этих милых, и простых, и красивых голливудских мужчин, которые, сколько мне известно, никогда не убивали, разве что на экране.

Когда час спустя Пол подошел ко мне, я была весела, как пташка божия, и слегка пьяна. Рой Дердридж, король вестернов, как раз жалобно вспоминал, как я загубила его жизнь четыре не то пять лет назад. Воодушевленный воспоминаниями и разгоряченный немыслимым количеством поглощенного мартини, он бросил на Пола весьма воинственный взгляд. Но Пол и бровью не повел. Он взял меня под руку и отвел в сторонку.

– Тебе весело?

– Безумно. А тебе?

– Мне даже издали приятно глядеть, как ты веселишься.

Нет, это не мужчина, а просто чудо! Я решила завтра же выйти за него замуж, раз уж ему так хочется. И только мое давнее правило – никогда не говорить вслух о принимаемых на ночь глядя решениях – не дало мне тотчас же сообщить ему об этом. Вместо того я в тени магнолий поцеловала его в щеку.

– А как там наш мальчик?

Пол засмеялся:

– Глория таращится на него, как собака на кость, просто ни на шаг не отходит. Похоже, за его будущее можно не волноваться.

«По крайней мере, если он не убьет метрдотеля», – промелькнуло у меня. Я решила сама посмотреть, как там у него дела. Но не успела: у бассейна поднялся шум, раздались крики, и я почувствовала (как пишут в романах), что волосы у меня на голове встали дыбом, хотя и были покрыты лаком.

– Что случилось? – спросила я слабеющим голосом. Но Пол уже бежал к столпившимся у бассейна. Я закрыла глаза. Когда я их открыла, Льюис стоял возле меня с совершенно спокойным видом.

– Умерла бедная Рена Купер, – бесстрастно сообщил он.

Рена Купер – та самая кумушка, с которой он беседовал час назад. Конечно, язычок у нее был не из ангельских, но среди себе подобных она была далеко не самой худшей.

– Вы же поклялись, поклялись! – накинулась я на Льюиса.

Он удивленно посмотрел на меня:

– Вы о чем?

– Вы поклялись, что не будете убивать без спроса. Вы подлый, бессовестный… просто закоренелый убийца, безответственная личность! Мне стыдно за вас, Льюис, я вас боюсь.

– Но это не я.

– Рассказывайте кому другому, – едко бросила я, погрозив ему пальцем, – не мне! Кто же тогда, по-вашему?

Тут вернулся Пол, выглядевший слегка огорченным. Он взял меня под руку и стал расспрашивать, отчего я так бледна. Льюис смотрел на нас, едва сдерживая улыбку. Мне захотелось его ударить.

– У бедной Рены опять случился сердечный приступ, уже десятый за этот год. Врачи оказались бессильны: она слишком много пила, хотя ее предупреждали.

Льюис развел руками с лукавой улыбкой, как незаслуженно оклеветанный. А я внезапно поняла, что теперь всякий раз, узнав о чьей-то смерти, буду думать, не его ли это работа.

Понятное дело, остаток вечера был скомкан. Рену увезла «Скорая помощь», остальные быстро разъехались. Мы с Льюисом тоже отправились домой. Я чувствовала себя совершенно подавленной. Дома Льюис с покровительственным видом налил мне стакан минеральной воды и посоветовал поскорее лечь. Я безропотно подчинилась. Невероятно, но мне было стыдно. Странная все-таки вещь мораль – такая зыбкая, что я, верно, так и умру, не составив о ней твердого представления. И умру я, несомненно, тоже от сердечного приступа.

И наступил период восхитительного затишья. Три недели прошли гладко, без всяких происшествий. Мы все работали, а по вечерам частенько ужинали дома втроем.