– Изыскания! Вы бы постыдились бросаться такими словами! Вы ищете то, что уже давно можно найти в любой галактической Библиотеке, и позорите всех нас, выставляя человечество форменными кретинами!

– Ларок, – вклинился было Джейкоб, но коротышка не унимался.

– И ваша Конфедерация тоже хороша! Загоняют наших старших братьев в резервации, как когда-то индейцев! Отобрали у народа возможность пользоваться филиалом Библиотеки! Поддерживают эту абсурдную теорию, из-за которой над нами смеется вся Галактика: дескать, разумная жизнь зародилась на Земле самопроизвольно!

Кеплер не выдержал яростной атаки. Краска сошла с его лица, он залепетал, запинаясь:

– Я… Я не думаю…

– Ларок! Ну хватит, перестаньте!

Джейкоб схватил журналиста за плечо и, развернув к себе, быстро зашептал на ухо:

– Довольно, приятель, вы же не хотите дискредитировать человечество в глазах достопочтенного кантена Фэйгина?

Ларок вытаращил глаза. Где-то за спиной Джейкоба возбужденно шелестел кроной Фэйгин. Наконец журналист сдался и опустил глаза.

Вторая неловкая ситуация за столь короткий срок – даже для такого беспардонного журналюги – это перебор. Сбивчиво извинившись перед пришельцем и сверкнув на прощание глазами в сторону Кеплера, Ларок поспешил откланяться.

– Спасибо за спецэффекты, Фэйгин, – сказал Джейкоб, как только журналист ретировался.

Ответом ему послужил свист, короткий, на низких частотах.

С расстояния в 40 миллионов километров Солнце казалось приструненным и посаженным на цепь адом. Оно бурлило в черноте космоса – отныне уже не просто сверкающая точка, которую уроженцы Земли воспринимали как нечто само собой разумеющееся и от которой предпочитали бездумно отводить взгляд. Оно манило к себе сквозь миллионы миль. Порой хотелось украдкой взглянуть на него, но это желание таило в себе опасность.

С борта «Брэдбери» светило казалось размером с пятицентовик, висящий всего в каком-то футе от смотрящего. Свечение было настолько ярким, что без фильтров вынести его было невозможно. Если по земной привычке взглянуть на пылающую сферу одним глазком, можно было ослепнуть. Капитан приказал задраить иллюминаторы и включить защитные поляризационные экраны.

Впрочем, в холле оставалось еще окно с фильтром Лио[5], через которое пассажиры могли любоваться дарующей жизнь звездой безо всякого риска для здоровья.

Спалось в тесной каюте неважно, и, в очередной раз проснувшись посреди ночи и пустившись в паломничество к кофейному автомату, Джейкоб задержался возле круглого окна. Какое-то время он с отсутствующим видом пялился в пространство, все еще не до конца стряхнув с себя остатки сна, но зазвучавшая совсем рядом шепелявая речь мигом привела его в чувство.

– Вот так ваше Шолнце выглядит ш афелия[6] Меркурия, Джейкоб.

За одним из карточных столиков, раскиданных по тускло освещенному холлу, сидел Кулла. Светящиеся цифры настенных часов, висевших за спиной у пришельца, прямо над автоматами по продаже всякой всячины, извещали, что сейчас половина пятого.

Голос у Джейкоба спросонья звучал хрипло:

– Разве… э-э… мы уже так близко?

Кулла кивнул:

– Да.

Сейчас устрашающих жвал не было видно. Всякий раз, как пришелец силился произнести звук «с», его огромные складчатые губы поджимались и исторгали свист. Глаза горели в полумраке, отражая полыхавшее за окном красноватое светило.

– До прибытия ошталошь вшего два дня, – сообщил Кулла.

Руки его покоились на столе, сложенные крест-накрест. Свободное серебристое одеяние скрадывало большую часть фигуры.

Джейкоб, слегка пошатнувшись, снова повернулся к окну. Перед глазами закачался сияющий шар.

– Ш вами вше в порядке? – встревожился принг, приподнявшись со стула.

– Нет, пожалуйста, не вставайте. – Джейкоб остановил пришельца жестом. – Просто слегка повело. С недосыпа. Не помешает выпить кофе.

Он поплелся к автоматам, но на полдороге вдруг замер, обернулся и снова уставился на раскаленное Солнце.

– Оно красное! – изумленно просипел Джейкоб.

– Ешли жахотите, я могу рашшкажать вам почему, пока вы наливаете шебе кофе, – предложил Кулла.

– Да, пожалуйста. – Джейкоб направился к темному ряду автоматов с едой и напитками, ища взглядом кофемашину.

– Фильтр Лио пропушкает только монохроматичешкие шветовые волны, – сказал Кулла. – Он шоштоит из множештва круглых плаштин: одни шлужат полярижаторами, другие преломляют швет. По-ражному поворачивая их по отношению друг к другу, можно ш точностью наштроить длину пропушкаемых фильтром волн. Это очень ишкушшное и хитроумное пришпошобление, хоть и шлегка уштаревшее по галактичешким меркам… вроде швейцаршких чашов – некоторые люди вше еше продолжают ношить их, хотя уже давно наштупила эра электроники. Когда ваши шобратья как шледует ошвоят Библиотеку, вше эти… машины Руба Голдберга[7], я правильно шкажал?.. отойдут в прошлое.

Джейкоб наклонился, пытаясь получше разглядеть ближайший автомат. Вроде кофейный. За прозрачной дверцей скрывалась небольшая площадка с металлической решеткой для стока жидкости. Осталось только найти нужную кнопку, и тогда на площадку выскочит одноразовый стаканчик, а потом из механической артерии хлынет струя желанного горьковатого темного напитка.

В ушах все еще жужжал голос Куллы. Делая вид, что слушает, Джейкоб время от времени вставлял вежливые замечания: «А-а… вот оно как… да, понятно».

Одна из кнопок с левого края автомата слабо светилась зеленым. Он машинально надавил на нее.

И обвел автомат мутным взглядом. Ага! Раздалось жужжание и щелчок! Вот и стаканчик! Так… что за чертовщина?

В стаканчик плюхнулась большая желто-зеленая таблетка.

Джейкоб приоткрыл дверцу и забрал стаканчик. В следующий миг на опустевшую площадку, где только что стоял стаканчик, полилась горячая жидкость.

Джейкоб поглядел на таблетку с недоверием. Что бы это ни было, а на кофе не похоже. Он протер левым запястьем сначала один глаз, потом другой. Затем с осуждением покосился на нажатую кнопку.