Но Позже всё же приземляю свою задницу на горячий песок рядом с Бурцевой, берусь за вторую свободно торчащую соломинку и прижимаюсь к ней губами. Нагло пью то, что у неё в бокале. Освежает, но даёт сладкое послевкусие и необычное сочетание персика и мяты. Но мне нравится. И Ане походу тоже. Да и персик ей тоже идет. Такой же целомудренный. Круглый, как очертания её груди, попы и бедер. Такой же нежный. Такой же в меру сладкий.

— Эй, это мой коктейль! — выпячивает губки и как будто жадничает. Меня это только веселит.

— Не будь жадиной, — веселюсь я и почти до дна осушаю её бокал. Облизываю губы. — Вкусно, — комментирую.

— Ты выпил мой коктейль! — возмущается Бурцева. — Придётся сходить ещё за одним. — поднимается с песка и отходит… Пытаясь явно сбежать. Не сегодня, детка. Я иду за ней ровно до того момента, пока она не равняется с пирсом. Подбегаю сзади и подхватываю на руки. Переворачиваю спиной к морю, и мы прыгаем.

— Дыши, взлетаем! — меня такой кураж накрывает. Аня же вцепляется в мои плечи ногтями, ногами обвивает талию. В глазах страх и паника.

Барахтается в руках, пока мы не разрезаем морские глубины. Падаем в тёмные воды, которые нас, как центрифуга закручивают. Выныриваем обратно вместе. Держу Бурцеву за ягодицы и они, блять, охеренно полностью умещаются в моих ладонях. Мягкие, упругие, округлые. Так и хочется ущипнуть, прикусить… Отшлепать.

Подталкиваю Аню ближе к плитам, что находятся дальше пирса, и, удерживая её задницу в своих ладонях, присаживаю. Сам же по пояс в воде нахожусь.

— Ты… Ты… Ты больной… придурок… — на эмоциях верещит. — Ты зачем это сделал? — откидывая волосы назад и вытирая лицо от капелек воды, замученно выдвигает.

— Захотел и сделал. — смеясь, пожимаю плечами, блокируя Нюту по всем фронтам.

— Оставь меня в покое, Кирилл, — озвучивает Аня. — Прошу, — шепчет убийственно.

— Не могу. Не хочу. — сжимая крепче, озвучиваю то, что чувствую. И знаю — это откликается.

— А чего ты хочешь, м?! — сердито спрашивает. — Чтобы я уже точно была готова ко всему, что от тебя можно ожидать?

Как много я хочу, что ты даже не представляешь. Многое. Но озвучиваю лишь самую малость.

— Мы будем общаться. Снова. Как было до всего того пиздеца. Это само вырывается из меня, но обратно уже не свернуть. А не хотел напирать. Только с Бурцевой это не катит. Тут нужно сразу в охапку и бежать, пока не опомнилась. Своим лбом припечатываюсь к её лбу.

— Значит, то, что о тебе говорили, правда? — спрашивает задушенно и так тихо, словно это её огорчает.

— Смотря кто говорил… — пожимаю плечами. — Если твои предки, то не факт. Половину могли приукрасить и запугать в отношении меня.

— Кирилл… — со всей серьезностью произносит мое имя. И меня выбивает. Впервые вот так просто она произносит мое имя. Оно так офигенно звучит с её губ, что я просто слетаю с орбиты и сгораю от всех, сука, сейчас эмоций.

— Сорян, говорю, как есть.

— Они мои родители, — шепчет Аня.

— Знаю, претензий не имею. — выдвигаю Анюте.

Хотя, как не имею… Имею, блять. И очень много. Если бы не её отец, я бы тогда не свалил из города, а был рядом с Анютой.

— Так что насчет дружбы? Я же знаю, что я тебе нравлюсь. — напираю на Анюту.

— Не нравишься, — отвечает, не смотря в глаза, а выжимает свои волосы, перекинутые на бок. Только я не даю соскочить. Вытягиваю руку с её попы и поворачиваю к себе, поднимая подбородок. Знаю, что контакт убийственный, но делаю намеренно. В глаза врать не станет. Своим ответом она только раззадоривает. Ухмыляюсь этому детскому с её губ заявлению. Смотрю в глаза.

— Что?

— Нравлюсь. — подтверждаю её настоящие мысли, которые, уверен, сидят в её голове и пугают до чертиков. Что, блять, такого ей вбили в этой гребанной секте, что она боится, блять, собственных чувств?!

Приближаюсь к ней ближе и тяну на себя, но поздно соображаю, что своей эрекцией, которая находится между её ног, могу её напугать ещё больше, чем наш контакт. А сейчас мы ближе, чем пять секунд тому назад. И действительно пугаю. Она ерзает, пытается отстраниться, но страх воды намного сильнее. И это мой шанс. Сейчас тут выяснить и заложить в её голову нужный фундамент.

Провожу подушечками пальцев от её живота до шеи и, достигая щеки, растираю большим пальцем. Провожу им по приоткрытым губам, завожу прядь за ухо. А она уже выдает эмоции мурашками. Начинает дрожать. По нарастающей начинает ускоряться сердцебиение и следом тяжёлый выдох.

— Если бы я тебе был безразличен, ты бы не блокировала меня в сети, не игнорила в академии, и твое тело не реагировало бы так на мои прикосновения. А оно врать, в отличие от тебя, не умеет.

— Я… просто замерзла… — нелепо оправдывается, опуская взгляд на воду, что плещется между нашими телами.

— Хорошо, Нютик, давай выбираться отсюда. Но то, что я сказал, в силе, — удерживаю на себе и заставляю поднять на меня глаза. — Мы будем дружить, Анна, — заверяю со всей серьезностью и целую нежно и легко в уголок губ, слегка захватывая больше, чем нужно и отстраняясь, провожу по ним большим пальцем, наблюдая, как они сами раскрываются. Ловлю кайф с этим. Но снова задерживая контакт глазами, выдаю все те же три слова, чтобы с точностью отложились в её головке. — Будем. — с глупой, блять, улыбкой выдаю.

— Будем, — подтверждает с такой же еле сдерживаемой улыбкой и невероятной долей смущения. Как же меня прет от её стеснительности, робости и неловкости.

Наконец выбираемся с бетонных плит. Так же вместе выбираемся на пирс, только уже по лестнице. Подстраховываю сзади и, не удержавшись, слегка хлопаю её по попе.

— Кир… — взвизгивает от неожиданности и краснеет.

— Поднимайся давай. Мне тоже холодно. — типа поторапливаю. Самому смешно.

Наше появление не вызывает общего восторга. Лишь средним пальцем затыкаю Клима, когда прохожу мимо его довольной рожи. На Аверину держу покерфейс.

Но когда Аня берётся вытирать меня полотенцем, это наглухо выбивает. Она всегда так делала, когда со школы всей толпой шли на речку. И как только я выходил, она всегда вытирала меня полотенцем. Это воспоминание и действие вызывает бурю эмоций. Словно в толще воды на дно ухожу. Ничего не слышу. Лишь ощущения. Запоминаю. Они будоражащие. Взрывные. Такие нежные, что когда случается контакт кожа к коже, кажется, воспламеняемся. Цепенеем и замираем. Такой шквал одурманивающих эмоций выдаем, что Армагеддон по сравнению